Гальванизированный энтузиазм подделок

Постоянное обращение к культовым произведениям минувших времен с целью их переделки современными средствами обусловлено как маркетинговыми соображениями, так и известным творческим истощением мастеров культуры, не способных продуцировать оригинальные идеи. Но дело не только в этом: у массового зрителя и слушателя есть внутренняя потребность в такого рода продукции. В ремейках старых кинолент и ностальгических шлягеров обыватель ищет обновления собственной жизни, будучи не в силах исправить и наверстать упущенное им "в реале".

Исторические корни

Эпидемия ремейков в кинематографе и музыке вовсе не является особенностью нынешнего времени. Перелицовкой старых чужих достижений занимались издавна, причем по обе стороны железного занавеса. Потребность и спрос возникли и наличествовали, и предложение не заставило себя ждать.

Когда группа Stars on 45 исполнила попурри на песни "Битлз", немало советских людей, прослушав этот шедевр подражания, поверили, что это "Битлз" и есть, хотя дело было год спустя после смерти Джона Леннона. В застойном безвременье не имело значения, жив человек или мертв. Остановив мгновение, его можно было раскрасить и усовершенствовать сообразно личным представлениям о прекрасном.

New, improved (новое и улучшенное) — это, как правило, старое на повышенной громкости. То, что в годы дефицита пищало из мыльницы-транзистора, теперь гремит в широко раздвинутых колонках, и маленький человек чувствует себя великаном. Снижается уровень эстетических запросов, растет готовность угодить друг другу с помощью технических средств: мы можем не хуже, даже лучше, потому что мы теперь без комплексов и бремя условностей сброшено. В оригинале вы все равно не станете это ни смотреть, ни читать, ни слушать. Нужны новые, улучшенные, "отремастированные" варианты, пропущенные через "шумодав" (был и такой термин), заглушающий рокот реки времен.

Первой зловещей ласточкой стали "Неуловимые мстители" (1966) — ремейк "Красных дьяволят" (1923), оголивший в новом поколении кровожадный инфантилизм первых лет советской власти. Примечательно, что "Мстители" попали в прокат одновременно с пародийным ремейком "Фантомаса", который все принимали за чистую монету. Ничего не поделаешь, если классика жанров — фильмы "Дракула" с Белой Лугоши и "Буйный" с Марлоном Брандо — чересчур малоподвижна и клинически статична, как телеспектакль, ее просто необходимо оживить. И в ход идут брутальная эротика, джигитовка на мотоциклах — словом, все то, что было интересно только узкому кругу гурманов в период создания хрестоматийных картин про вампиров и байкеров. И лишь посвященные понимали, что старомодный оригинал очень даже может обогнать "новое, улучшенное" по всем показателям.

Ремейк мог быть почти невидим:

Развернулась кинодрама

Выразительно и бурно,

Очень жаль, что перед нами

Энный вариант "Сатурна".

В середине 1960-х один за другим появились три фильма на одну и ту же тему — советский разведчик разлагает изнутри немецкую школу диверсантов: "Взорванный ад", "Сатурн" и "Тройная проверка", которой, собственно, и посвящена приведенная выше эпиграмма из журнала "Советский экран". Так случилось ранее и с популярными в СССР американскими фильмами военных лет — триллером "Газовый свет" и мелодрамой "Мост Ватерлоо". Обе картины являлись ремейками, но рядовому советскому зрителю было некогда заниматься "тройной проверкой", чтобы выяснить, что же первично.

Мелочь, крупица, с помощью которой пленников закрытого общества можно было заставить полюбить нечто, созданное на другом конце планеты (гитарный рифф или спецэффект типа смеха), либо не имела точного описания, либо была засекречена, как рецепт кока-колы, и порой столь же вредна. Сельская, пригородная жажда экзотики и "новизны" требовала быстроты перевода. Даже глумливая простота фильмов Леонида Гайдая с годами кажется излишне обременительной и сложной — публике теперь подавай хайлайты, сплошные ништяки нон-стоп.

Туземец смотрит хмуро, пока доморощенный музыковед терпеливо и дружелюбно объясняет ему сходство хардроковой пьесы Burn группы "Дип Перпл" с композицией Джорджа Гершвина. Терпение слушателя на исходе, мысленно он видит в одном котле и Гершвина, и "Дип Перпл", и просветителя-волонтера, чью компетентность еще надо проверить. Даже изощренная мизантропия Эльдара Рязанова уже начинает раздражать, потому что кисло-сладкий юмор служебных романов плохо работает в эпоху гаджетов и интимных стрижек. Обособленный человек тяготеет к классической ясности, деградирующий человек толпы — к вычурной "простоте". Но близость Ромео и Джульетты в корне отличается от постельной чехарды задействованных в постановке актеров, от уравниловки гастрольного разврата.

Современные плоды

Практически все новинки последних лет представляют собой тайный и явный ремейк, какими бы оригинальными и дерзкими ни казались они на первый взгляд. Чем развратнее замысел, тем скромнее и консервативнее оригинал.

Ремейки — это пробные шары тотального "исправления" культуры и цивилизации, сказка в пересказе идиота, уверенно претендующая на премию, потому что и соперники, и члены жюри точно такие же — свои люди. Это противоестественное желание прожить две, а то и больше жизни, закрывая глаза на стоимость операций такого уровня. Это путь Франкенштейна, который, начав с плоти покойников, режет по живому, конструируя бессмертного упыря. Недаром безумному ученому всегда помогает уродец-ассистент с криминальным прошлым, и сквозь сверкающую металлокерамику сочится могильное дыхание вампира. В каком-то смысле это садизм под маской пластической хирургии — идеал маньяка в белом халате, скрывающем черный мундир.

Нет, это не продолжение жизни иными средствами для тех, кто состарился вместе с кинопленкой или диском, а попытка продать муляж их вырождающимся потомкам под соусом "предки рекомендуют". Хотя при свете истины, что и кому те несчастные предки могут рекомендовать? На основе подобных рекомендаций мы получили поколение ущербных всезнаек, убежденных, что элита — это Аль Пачино, Роберт Де Ниро и Дастин Хоффман, а "какие-то" Петер Лорре, Аким Тамирофф и Борис Карлофф — второсортные кривляки для безнадежно отсталых провинциалов.

Жизнь без твердого прошлого — ад, и дорогу в него "озаряют" светом, который не светит, все те же ремейки. Переработке не подвергаются разве что шедевры артхауса, но очередь дойдет и до них. Святое пока не трогают, потому что оно само по себе представляет высокопарную пародию на творчество. Хотя приемы и находки Жан-Люка Годара или Микеланджело Антониони то и дело всплывают в коммерческих боевиках и видеоклипах — ни к селу ни к городу, как отголоски западного рока в сочинениях русских рокеров. И это не может не льстить наблюдательности знатоков того и другого. Артхаус — последнее убежище местечкового сноба. Бесконечные приджазованные и прифанкованные версии советских шлягеров все еще спасают от петли эпигонов империи.

В двух словах: эпидемия ремейков — это карнавальная версия Хрустальной ночи. Свет, который не светит, звон, который не радует.