Женщины в гневе

— Все у нас хорошо!

— А что именно хорошо?

— Да ничего.

Оксана, жительница Врадиевки, нервно закуривает. Ее десятилетняя дочь внимательно смотрит на меня, киевский журналист для нее — экзотика. Она понимает, что мама нервничает.

— Что я вам скажу… — Оксана считает, что вопросы, которые я ей задаю, для Врадиевки неактуальны. — Главная проблема нашего поселка — нет мужчин. Настоящих. Нет мужчин, и поэтому не будет ничего хорошего.

Оксана воспитывает дочь одна. Муж был, но Оксана его прогнала. Считает, что отлично справляется сама. Но, впрочем, я ей не очень-то верю — слишком уж много и настойчиво Оксана жалуется на мужчин.

Летом прошлого года Украина с тревогой следила за протестами жителей Врадиевки, шокированных попытками местной милиции замять факт избиения и изнасилования Ирины Крашковой. "k:" решили выяснить, как изменилась жизнь этого ставшего символичным поселка через год и изменилась ли вообще.

Дела прошлые

Одно из ощутимых изменений, которые произошли в Украине после победы Майдана, — отношение милиции к гражданам стало более гуманным. Так, во всяком случае, считает киевлянин Андрей. Когда я сказал ему, что собираюсь ехать во Врадиевку, он предположил, что там, наверное, отношения между жителями и силовиками просто отличные.

— Почему? — удивился я.

— Ну, если у нас в Киеве отношения с милицией улучшились, то там и подавно, — ответил он. — Они же там милицию контролируют лучше любого прокурора.

Киевляне сейчас ожидают от людей в форме вежливости и законопослушности. Но процесс оздоровления милиции должен был начаться именно во Врадиевке, поселке на севере Николаевской области.

События во Врадиевке привлекли внимание всей страны. 29‑летняя Ирина Крашкова была изнасилована и жестоко избита двумя местными стражами порядка. Доказательства были неоспоримыми, однако насильники продолжали разгуливать на свободе. В результате жители поселка пошли на штурм милиции, митинговали в течение нескольких недель и даже отправились пешим маршем в Киев, добившись возбуждения уголовного дела. Суд вынес приговор осенью — капитану милиции Евгению Дрыжаку и старшему лейтенанту Дмитрию Полищуку — по пятнадцать лет лишения свободы, таксисту-соучастнику — одиннадцать лет, майору Михаилу Кудринскому, покрывавшему преступление, — пять лет.

Год назад жители Врадиевки решились на беспрецедентный для того времени шаг, а сейчас не хотят об этом вспоминать. "Это дело прошлое, не надо его ворошить" — так или примерно так считают врадиевцы, когда заводишь с ними разговор о прошлогодних протестах.

Жаркий август и неторопливая жизнь затерянного в полях поселка не располагают к беседам на глобальные темы. Тем более когда это может обернуться неприятностями. Во Врадиевке все знают друг друга, в том числе и милиционеры.

Мне пришлось долго проговорить со Степаном, чтобы тот рассказал о своем отношении к милиции — поначалу он старательно избегал этой темы. И это притом, что год назад он принимал активное участие в митингах и штурме здания МВД.

— Там ничего не поменялось, — Степан машет рукой на здание районного отдела милиции. Мы сидим как раз напротив. — Как была мафия, так и осталась. Кое-кого посадили, кого-то уволили, но как было, так и осталось.

— Вы чего-то боитесь? — спрашиваю я.

— Ничего я не боюсь! — Степан реагирует слишком нервно, как мне кажется. — Но вам нужно понять, что они — милиция и прокурорские — между собой связаны. Крепко связаны. И они ничего не забывают.

Степан сообщает мне, что Ирина Крашкова больше здесь не живет, уехала.

— И правильно. Все равно ей бы здесь жизни не было, — добавляет он и закуривает.

Женский батальон

— Из какого вы издания? Это что, киевское? А что у вас — газета или журнал? А что у вас вопросы такие подробные? Может, вас кто-то подослал?

Татьяна Касиянчук мне явно не доверяет. Татьяна — активистка правозащитной группы и считает своей миссией борьбу со злоупотреблениями милиции и прокуратуры. Злоупотреблений масса, считает она.

— У нас здесь, знаете, кто орудует? Наркодилеры. Вот так.

По ее словам, коноплю во Врадиевке выращивают в товарных объемах. И зарабатывает на этом в том числе и милиция. И не открывает уголовных дел. А должна.

— Я их заставлю! — говорит Касиянчук.

Мы беседуем в ее доме, где и находится штаб-квартира врадиевских правозащитниц. К Татьяне постоянно заходят односельчанки и считают своим долгом вмешаться в наш разговор. Каждая из них смотрит на меня с недоверием.

— Вы думаете, Татьяне удастся улучшить ситуацию в поселке? — спрашиваю я одну из них.

— У Тани обостренное чувство справедливости. Она не успокоится. И никогда она спокойной не была.

Вторая беда помимо конопли — самогон местного производства. Врадиевские мужчины спиваются. Когда же необходимо продемонстрировать борьбу со злоумышленниками, обвиняют ни в чем не повинных людей. Касиянчук рассказывает:

— Вот случай: пожилая женщина, живет одна. К ней вламывается милиция — человек десять. Разбежались по хате, как тараканы. Подбросили наркотик — и все, оформляют. А она ни в чем не замешана!

Год назад Татьяна активно участвовала в протестах, но считает, что они не достигли цели. Ничего не изменилось ни в милиции, ни в прокуратуре. Не по части кадров — некоторые люди в руководстве все же поменялись, но не изменилась практика. Заявления граждан не документируются должным образом, считает Касиянчук, и добиться правоприменения почти невозможно.

— Они не хотят портить статистику, — говорит Татьяна. — Ведь если заявление зарегистрировано, на него нужно реагировать. А зачем им это?

Касиянчук наконец зарегистрировала общественную организацию "Вера, надежда, любовь", которую и возглавит. Она надеется, что так будет легче бороться с бюрократией, нежели отдельным гражданам. Судя по всему, состоять в организации будут в основном женщины.

— А где же мужчины? — спрашиваю я.

— Будут, — уверена Татьяна. — Вот начнем работать — появятся. А пока сами будем справляться.

Но сейчас мужчин, готовых бороться с милицией и прокурорами, нет. Или односельчане о них не знают.

— Вот пусть бабы и баламутят, — говорит Петр. Он ждет свою жену и дочь возле рынка. — Бабам проще.

Мужская осторожность и женское мужество

— Ты пойми, мы с ними каждый день сталкиваемся. И если они захотят арестовать, то арестуют. Особенно слишком разговорчивых. Да просто понравился дом — и все, отберут. Сам отдашь.

Сергей, тридцатилетний водитель из Врадиевки, скептически относится к попыткам таких женщин, как Татьяна Касиянчук, добиться перемен. Все решается на высшем уровне, и заявлениями делу не поможешь.

— Они же все если не родичи, так кумовья. Или вот-вот породнятся, — говорит Сергей о милицейском и прокурорском клане во Врадиевке. — Здесь вам не Киев. Здесь Майдана не было.

А ведь год назад он все же здесь был.

— И что, действительно много конопли у вас растет? — спрашиваю я.

— Растет.

Сергей, оказывается, неплохо знал Ирину — как и многие в поселке: она работала в магазине на одной из центральных улиц. Но то, что с ней произошло, не стало для Сергея неожиданностью. Таких случаев в их краях было множество.

— Просто с Ириной случилось так, что вся страна узнала, — говорит он, а потом, немного помолчав, добавляет: — А вообще, что с женщиной без мужа может произойти? Да что угодно. Потому что она беззащитна.

Сергей уверен, что одинокая женщина бессильна в борьбе с организованной и породненной между собой группой мужчин, облеченных властью. Да и у самого Сергея шансов против них немного. Сергей не говорит этого прямо, но я отчетливо чувствую его страх и ненависть к милиции. В его голове сложилась отчетливая картинка, как в любой момент он может оказаться в тюрьме — если этого захотят в райотделе.

А Татьяна Касиянчук не боится ничего. Она уверена, что ей ничто не угрожает — во всяком случае, в этом она хочет меня убедить.

— Никто на вас не давит? — в очередной раз спрашиваю я.

— Нет!

— А может быть?..

— Все может быть!

— Не боитесь?

— А чего мне бояться? Я преступлений не совершаю. Я им прямо так и сказала: я вас с того света достану!

Она говорит это с неприкрытой яростью. И я не могу отделаться от мысли, что спустя год после врадиевских протестов, возможно, лишь у нее эта ярость и осталась.