Праздничный гипноз

Каждая новая власть, пытающаяся доказать свое принципиальное отличие от старой, делает это в том числе и за счет учреждения новых праздников. Причем не просто памятных дат, о которых почти никто не помнит, пока не взглянет на календарь, а именно праздников, которыми для простого человека прерывается череда похожих друг на друга будней. (Недаром праздничные дни, как правило, объявляются выходными.)

Происходит это потому, что появившиеся на свет в незапамятные времена как вехи земледельческих циклов праздники еще две тысячи лет назад стали событиями, имеющими в первую очередь социально-политический смысл. Или, если уж говорить совсем откровенно, средством манипулирования массами. Как, например, римские сатурналии, во время которых рабы нередко облачались в одежды своих господ и даже принимали от них услуги за праздничным столом.

Сатурналии были напоминанием о мифическом "золотом веке", когда все были равны и счастливы, и, что не менее важно, обещанием, что когда-нибудь он повторится. Недаром они в сильно усеченном виде до сих пор применяются в качестве социального успокоительного во многих странах, где недоступные в будние дни правители стоят во время праздников на трибунах или балконах дворцов всего лишь в нескольких метрах от приветствующего их простого люда.

Важна не дата, а суть

Тем, кто сожалеет об отмене или переносе праздников, ставших привычными за время жизни в СССР и долго сохранявших его праздничные традиции в постсоветских республиках, стоит вспомнить, что они, эти праздники, появились на свет, по историческим меркам, совсем недавно. И что несли они в первую очередь политическую нагрузку, которая лишь потом, в послевоенный период, постепенно испарялась, уступая место, как нынче принято говорить, общечеловеческим ценностям.

Так, праздник, традиционно отмечаемый 23 февраля, в день, когда в 1918 году началась запись добровольцев на войну с наступающими на Петроград немецкими войсками, давно уже перестал быть, как он был наречен при своем учреждении, "Днем Красной армии и Флота" и стал просто "мужским днем". Точно так же стал просто "женским днем" праздник 8 Марта, учрежденный в честь борьбы женщин за равные с мужчинами права и в память о состоявшейся в этот день массовой демонстрации работающих женщин в Нью-Йорке. (Если быть точным, есть две версии, в память о какой из двух демонстраций — 1857 или 1908 года, проходивших с одинаковыми, по сути, лозунгами.) И сейчас, когда об этих событиях давно уже забыли, теоретически можно, не отказываясь от традиций "мужского" и "женского" праздников, отмечать их практически в любой день. Главное, чтобы была по‑прежнему актуальна суть праздника, а дата для него найдется.

Правда, между "женским" и "мужским" днями есть разница. Первый — праздник международный. Второй — сугубо советский, как и, например, годовщина Великой Октябрьской социалистической революции, которая отмечалась в СССР 7 ноября. Не так уж важно, почему для праздника был выбран именно этот день (скажем, газеты того времени отозвались на штурм Зимнего дворца лишь маленькими заметками, да и то не все), важна его суть — провозглашение "начала новой эры в истории человечества". Причем выражение "начало новой эры" поначалу рассматривалось в буквальном смысле. В 1918 году советское правительство всерьез обсуждало, не заменить ли христианское летоисчисление революционным, начинающимся с 7 ноября (25 октября по старому стилю) 1917 года. Тут большевики всего лишь подражали политикам Великой французской революции, о которых речь пойдет позже.

Не все "праздничные нововведения" приживаются. Другое дело, что реакция народа на новую выдумку властей в этой сфере почти никогда не выражается в массовых протестных демонстрациях или других экстремальных формах. Люди просто продолжают отмечать привычные праздники по старинке, как это было, например, со встречей Нового года, которую большевики пытались лишить статуса праздника. Запрет продержался с 1929 по 1935 год и был неожиданно отменен. При этом вместе с Новым годом вернулись тоже временно репрессированные новогодняя елка и Дед Мороз. Поскольку никаких очевидных политических причин для реставрации "пережитков" не было, остается предположить, что советская власть просто осознала, что ее дискредитирует запрет, который безнаказанно (а как накажешь десятки миллионов человек?) нарушается почти в каждом доме.

Праздники по Робеспьеру

Классический пример эпохи, когда власть отменяет всю систему старых праздников и формирует для своих политических целей новую, — годы Великой французской революции, у которой большевики впоследствии позаимствовали немало внешних примет. В том числе — и организацию праздников. "Система праздников, — утверждал один из вождей этой революции Максимилиан Робеспьер, — служила бы одновременно созданию самых сладких уз братства и самым могущественным средством возрождения. Пусть у вас будут общие и более торжественные праздники для всей Республики; пусть у вас будут отдельные праздники и для каждой местности".

Точно так же, как впоследствии у большевиков, одной из главных забот французских революционеров было отвадить народ от традиционных церковных католических праздников. Причем сделано это было в первую очередь из прагматических целей — католическая церковь была сторонницей монархии и соответственно противницей революции. На смену католическим праздникам пришли новые — праздник Федерации в честь дня взятия Бастилии и торжество в честь Верховного существа. (Кстати, их описание современниками очень напоминает проходившие полтора века спустя праздники двух главных тоталитарных стран 30‑х годов ХХ века — СССР и Германии.)

Новые французские праздники проходили на парижском Марсовом поле, которое было переименовано (переименования — еще одна фишка, которую позаимствовали у своих предшественников большевики) в площадь Единения и обустроено временными агитационно-декоративными сооружениями. Точно так же, как через сто пятьдесят лет, на поле были трибуны для власти и для гостей. Точно так же мимо них проходили праздничные кортежи. И точно так же в состав праздничных мероприятий входили новые ритуалы. Например, во время праздника в честь Верховного существа Робеспьер с помощью факела сжег аллегорическую картонную статую Атеизма, внутри которой была аллегорическая статуя Мудрости.

Правда, все это, включая культ Верховного существа, который должен был заменить католическую религию, оказалось не очень-то понятно простому народу. Большевики извлекли из этого урок, и на документальных кадрах, показывающих торжественные праздничные демонстрации на московской Красной площади 30‑х годов, все предельно просто — как, например, гигантский фанерный рабочий, бьющий молотом по голове фанерного же капиталиста. И никаких аллегорий.

Праздники взятия власти

Не была исключением в этом плане и Германия 30–40‑х годов ХХ века. При этом, учреждая новые праздники, нацисты в отличие от французских революционеров с самого начала понимали, что полностью заменить традиционные религиозные праздники новыми невозможно. Поэтому в Германии, например, праздновалось как традиционное Рождество, так и альтернативный ему праздник зимнего солнцестояния. В целом же нацистская система праздников была в определенной своей части своеобразным календарем, по которому можно было узнать хронологию прихода нацистов к власти. Так, например, 30 января отмечался день взятия власти (в этот день в 1933 году Гитлер был назначен канцлером), 24 февраля — день основания НСДАП, 20 апреля — день рождения Гитлера, во время которого на улицах и стенах домов вывешивались портреты фюрера. И т.д.

Но это был лишь первый этап внедрения в умы новых праздников. Второй, самый важный этап заключался в объединении нацистской идеологии с настроениями аполитичных поначалу масс. Так, 1 мая в Германии, как и во всем мире, отмечался День трудящихся — но не просто трудящихся, а немецкого рабочего класса, и проходил он, как и положено, с факельными шествиями и военными парадами. А осенью в Германии праздновали День благодарения (день урожая), который пропагандировался как дань уважения немецким крестьянам.

Примеры из истории можно было бы продолжать. (Например, в фашистской Италии были попытки перенести празднование Нового года на 28 октября, один из дней закончившегося взятием власти похода чернорубашечников Бенито Муссолини на Рим.) Но и так ясно, что у большинства сегодняшних праздников просматривается политическая подоплека. Другое дело, что, как в случае с Новым годом, она не всегда сразу видна. (Правда, можно сказать, что введение Петром Первым празднования Нового года с 1 января, а не сентября, как раньше, тоже ведь было в свое время политическим актом выбора, как бы сейчас сказали, "европейского пути развития".)

Праздники "от души"

Итак, как показывает история, новые праздники возникают (и нередко отменяют старые) прежде всего там, где нужно убедить народ в том, что не просто, как говорится в известном фильме, "власть переменилась", а наступила новая историческая эпоха. Праздник в качестве инструмента выбирается для этого потому, что он является могучим средством воздействия на коллективное подсознание. Недаром учреждающая новый праздник (не путать, опять же, с новой памятной датой) власть обычно делает ставку на то, что народ не только наблюдает его со стороны, но и является активным его участником. Так что ошибается тот, кто по наивности считает, что всякого рода праздничные демонстрации нужны для того, чтобы потешить властей предержащих.

На самом деле подлинная цель массовых шествий — внушить каждому участнику демонстрации чувство единого целого с остальными. Спросите сейчас участников советских демонстраций 1 мая или 7 ноября, с каким чувством они ходили на них, и многие ответят вам, что никакой политики там не было, а люди, мол, "просто шли на праздник", "праздновали от души". Но в том-то и заключается высший класс политического манипулирования, чтобы добраться не до рассудка, который мало ли что может в итоге надумать, а до этой самой нерефлектирующей "души". На то он и праздник.