Главная Новости Политика Джихад под триколором
commentss НОВОСТИ Все новости
2 июля 2010, 09:00
Поделитесь публикацией:
Джихад под триколором

Украину зовут на чужую для нее войну.

Лихой наезд команды Виктора Януковича на украиноцентричный сегмент гуманитарного пространства страны оказался по-кавалерийски жестким. Ощутившие себя ущемленными соотечественники (далеко не всегда украиноязычные) отреагировали на случившееся двояко: громкими воплями либо впадением в совершенный ступор. Эмоции на многочисленных интернет-форумах явно зашкаливают, спорящие массово готовы подписываться под классической фразой Голды Меир: "Мы хотим жить. Наши соседи хотят видеть нас мертвыми. Это оставляет не слишком много пространства для компромисса".

Все это вылилось в ряд публикаций о необходимости и даже целесообразности раздела страны из-за якобы природной неспособности частей украинского общества ужиться в одном государственном образовании. Такие призывы пока наталкиваются на преимущественно отрицательную реакцию, но в массовом сознании (по крайней мере, активных пользователей Сети) они уже явно перешли из разряда сугубой экзотики в нечто иное, предполагающее, по крайней мере, обсуждение — еще на гипотетическом уровне и со многими оговорками.

Вместе с тем и для сторонников украинской парадигмы (не сводя ее к сугубо этнической составляющей), и для ее оппонентов во многом пока остается секретом, какие же цели ставят перед собой вдохновители и исполнители производимого гуманитарного сдвига, куда они собираются вести Украину цивилизационно, как далеко при этом готовы зайти и кто же, собственно говоря, эти "они".

Вместе с тем, лишь получив сущностные ответы, с ними можно будет работать в дальнейшем — соглашаться либо яростно отвергать.

ПУТАНИЦА В ПОКАЗАНИЯХ

Единого плана, видения, концепции гуманитарных новшеств власть обществу публично не предложила. Не считать же таковым, в самом деле, избранные разделы программы Партии регионов и Виктора Януковича? Добросовестный исследователь, решившийся на них опереться, рискует быть элементарно осмеянным своими более практичными коллегами, точно знающими, какими большими "двумя разницами" (даже за пределами Одессы) обычно являются действия политиков и положения их программ.

Таким образом, в основном приходится довольствоваться тем, что уже сделано властью в данном направлении, и тем, о чем она в победном пылу проговаривается. При этом создается впечатление, что общий план все же где-то существует, как минимум на уровне интуиции осознается властями предержащими, но в силу ряда причин не озвучивается.

Участники процесса со стороны власти весьма непоследовательны в своих заявлениях, причем скорое опровержение самого себя становится почти традицией. Так случилось со словами "гуманитарного" вице-премьера Владимира Семиноженко о якобы непреодолимом желании большинства граждан Украины слиться с Россией и Беларусью в межгосударственном объединении. Заявление вскоре было дезавуировано, видимо, как не подходящее к моменту. Примерно то же пришлось проделать и министру образования и науки Дмитрию Табачнику, некогда весьма резко высказывавшемуся о галичанах. И не самый масштабный, но, безусловно, весьма показательный пример путаницы — влиятельный парламентарий от Партии регионов Валентин Ландик ни с того ни с сего назвал Россию "наглой страной". Здесь стоит отметить непродуктивность подобного обобщения, при котором в единое целое безосновательно объединяются не только правящая элита Российской Федерации, но и ее простые граждане, в большинстве своем, безусловно, наглыми не являющиеся. Как и следовало ожидать, впоследствии парламентарий-"регионал" заявил, что его слова переврали журналисты. То есть в данном случае именно опровержение, а не первоначальное заявление приходится считать созвучным с линией партии.

Примеры можно продолжать, но их общий характер, думается, ясен.

Как ясен, впрочем, и тренд. Он состоит в резком расширении сферы действия русского языка, а также в осуществлении гуманитарных и геополитических сдвигов в русле предпочтений высшего руководства современной России. Однако за счет чего и насколько далеко? Ответ на эти вопросы может быть получен в случае расширения поля анализа — с собственно Украины до некоего условно объединенного смыслового пространства "Россия + Украина". Причем в данном случае, в отличие от Валентина Ландика, неправомерно будет считать, что приведенные ниже взгляды разделяются всей Россией и тем более всей Украиной. Речь пойдет о вероятных представлениях правящей верхушки России и их наиболее активных приверженцев в украинской власти. Начнем с российской властной элиты и попробуем вывести из обнаруженного вероятные последствия для Украины.

В ПОИСКАХ КОЛЛЕКТИВНОГО ПУТИНА

Как и в случае с Украиной, доискаться доподлинной правды насчет содержимого голов правителей России очень непросто. Причина та же — официальные программы и концепции в соседней стране пишутся не обязательно для того, чтобы их выполнять. Приходится прибегать к неким опосредованным методам поиска, пытаясь подтверждать полученные результаты перекрестными ссылками.

Вообще-то, по мнению консервативного русского философа и публициста Вадима Кожинова (1930–2001), "...более или менее общепринятые, господствующие представления о своем "предмете"... обычно выражают энциклопедические статьи". Однако в нашем случае в силу новизны предмета и его чувствительности соответствующие энциклопедии еще не написаны.

Впрочем, большинство наблюдателей сходится на том, что доминирующую роль в определении цивилизационных пристрастий современной российской власти сыграла философская концепция консерватизма. А поскольку сам консерватизм является понятием довольно широким, на практике приходится иметь дело с его всевозможными течениями. Основные из них — авторитаризм (монархизм), империализм, а также весьма специфическая ипостась русского консерватизма — евразийство (в новейшие времена — неоевразийство).

ДЕНЬ СУРКОВА

Первые подтверждения сказанному выше находим в презентации концепции суверенной демократии, проведенной в свое время ее автором Владиславом Сурковым (ныне первый заместитель главы администрации президента России) для актива правящей партии "Единая Россия". Два философа, которых Владислав Сурков счел нужным процитировать во время выступления, это Николай Бердяев (1874–1948) и Иван Ильин (1883–1954). Оба они написали свои основные работы в эмиграции, первый считается религиозным мыслителем, а второй — консервативным философом-монархистом. И если появление имени Николая Бердяева в речи высокопоставленного кремлевского чиновника можно считать случайностью, поскольку в дальнейшем эта тенденция не закрепилась, то не так с Иваном Ильиным. После переноса его праха в Россию премьер страны Владимир Путин в 2009 году сам выбрал эскиз для надгробия философа и оплатил его установку из личных сбережений.

Следует заметить, что концепция суверенной демократии, разработанная в русле консервативной традиции, не является для правящей российской элиты иконой. Так, в бытность еще первым заместителем председателя правительства России начитанный Дмитрий Медведев принципиально указывал, что термины "суверенитет" и "демократия" — из разных понятийных аппаратов. Впрочем, солидаризуясь с терминологической щепетильностью Дмитрия Медведева, Владимир Путин отзывается о суверенной демократии положительно, а Владислав Сурков и ныне продолжает плодотворно трудиться на высоком государственном посту. Это говорит о том, что если статус этой весьма практичной концепции в Кремле и отличается от монопольного, то не критически.

В ноябре прошлого года процесс получил логическое завершение — на съезде в Санкт-Петербурге партия "Единая Россия" провозгласила своей официальной идеологией "российский консерватизм".

И нужно заметить, что консервативная идея проникает из России в Украину главным образом в двух своих наиболее радикальных обличьях.

ЭКСТРА-РУССКИЕ

Первое обличье — это радикальное славянофильство, оппоненты которого для краткости называют его черносотенством. Одним из толкователей данной системы взглядов для Украины был, в частности, редактор монархической газеты "Киевлянин" Василий Шульгин (1878–1976). В нынешней России заключенный сталинских лагерей Василий Шульгин реабилитирован, а на его доме во Владимире висит мемориальная табличка следующего содержания: "В этом доме с 1960 по 1976 гг. жил выдающийся общественный и политический деятель Василий Витальевич Шульгин". В Украине же открыто проповедовать идеи Василия Шульгина решаются немногие маргинальные публицисты и политики. Произведенные ими материалы и заявления не будут являться предметом анализа данной статьи в силу неготовности их авторов выдерживать минимальные этические нормы в процессе социальной коммуникации.

ENFANT TERRIBLE РУССКОГО КОНСЕРВАТИЗМА

Несколько большего внимания заслуживает евразийство. Если официальный, респектабельный, "галстучный" российский консерватизм, являющийся сейчас мейнстримом, проникает в Украину пока довольно туго (к его проявлениям можно отнести аффектировано публичное общение президента Виктора Януковича с патриархом Русской православной церкви Кириллом), то признаки евразийства, как и упомянутого выше радикального славянофильства, гораздо более ощутимы.

Так, о евразийском пути Украины любит сказать Дмитрий Табачник (в частности, в совместной с Дмитрием Выдриным книге "Украина на пороге ХХІ века. Политический прогноз" и последующих своих сочинениях), желанным гостем на мероприятиях российских евразийцев является глава прогрессивных социалистов Наталья Витренко, а с практическим воплощением отдельных евразийских положений жители Украины в свое время имели возможность познакомиться на Говерле, восстанавливая разрушенную государственную символику.

Наиболее громким выразителем идей неоевразийства в данный момент является московский философ, политолог и социолог Александр Дугин, развивающий идеи классиков учения. В частности, он пытается опереться на работы кн. Николая Трубецкого (1890–1938), Петра Савицкого (1895–1968), Николая Алексеева (1879–1964) и других, а в особенности на наработки "последнего евразийца", автора теории так называемого пассионарного этногенеза Льва Гумилева (1912–1992).

Нужно заметить, что отношение "классических гумилевцев" (вместилищем их коллективного знания является сайт http://gumilevica.kulichki.com) к новатору Александру Дугину граничит с отторжением. Так, они считают, что Александр Гельевич — "...это человек, не имеющий отношения к традиции ЛНГ [Льва Николаевича Гумилева] и использующий фрагменты его содержаний сугубо утилитарно, в своих (неважно каких) целях". По-видимому, в утилитарной лексике наиболее близким эквивалентом столь академически отточенной оценки является определение "жулик".

Впрочем, в отношении Украины позиции классиков и неоклассиков евразийства расходятся незначительно, о чем можно прочесть там же: "Вытекает ли из этого тезис о желательности и целесообразности борьбы за немедленное и тесное объединение континента (хотя бы в рамках СССР), борьбы за присоединение Украины..? "Да и тотчас!" — говорит Дугин... "Да, но чуть погодя!" — ответит человек, воспринявший концепцию Гумилева".

Попробуем оценить созвучность идей евразийцев представлениям и действиям современной российской власти. Изучая публикацию Александра Дугина "Команда Путина — Медведева", мы видим, что автор оценивает этот коллектив весьма высоко. Чуть ли не каждый из его членов — "замечательный евразийский политический патриотический деятель", а кто не евразиец, то консерватор уж точно. А надо сказать, что в устах Александра Гельевича "консерватор" является весьма высокой оценкой, непосредственно за которой следует уже максимальная — "евразиец". Так, если Дмитрий Медведев вызывает у евразийцев лишь "осторожный восторг" (хотя и "все больше"), то Владимир Путин характеризуется бескомпромиссно: великий национальный лидер.

Вообще же, Александр Дугин вальяжно не возражает, когда региональные зарубежные издания называют его идеологом "Единой России", а некоторые — и идеологом Кремля. Положа руку на сердце, мы не рискнем предугадать реакцию единороссов и обитателей кремлевских башен, узнай они о том, что их идеологом является сам Александр Гельевич Дугин. Но в нашем случае, как и в сюжете с евразийскими классиками и неоклассиками, это не представляется существенным. Ибо сказано древними: "Если у зверя хвост, как у собаки, если у него зубы, как у собаки, если он лает, как собака, то это собака".

БЕРИ ШИНЕЛЬ, ПОШЛИ В ОКОП

Главным, фундаментальным и неизбывным принципом российского консерватизма является яростное противопоставление России Западу. Без этого противостояния российский консерватизм теряет смысл, он мертв.

Федор Достоевский в своих "Дневниках писателя" о польском восстании 1863 года записал: "Польская война есть война двух христианств — это начало будущей войны православия с католичеством, другими словами — славянского гения с европейской цивилизацией".

Консервативный историк Николай Данилевский (1822–1895) предложил следующий тезис: "Самый процесс этой неизбежной борьбы [с Европой]... считаем мы спасительным и благодетельным, ибо только эта борьба может отрезвить мысль нашу, поднять во всех слоях нашего общества народный дух, погрязший в подражательности, в поклонении чужому, зараженный тем крайне опасным недугом, который мы назвали европейничаньем" ("Россия и Европа", гл. XVI).

Классик евразийства кн. Николай Трубецкой отмечал: "Европеизация является безусловным злом для всякого не-романогерманского народа. ...Надо, чтобы ясной и очевидной сделалась невозможность каких бы то ни было компромиссов: борьба, так борьба" ("Европа и человечество").

Подобный подход не утратил свою актуальность и для неоевразийцев, потому что, как пишет Александр Дугин, "...говорить о Трубецком — то же самое, что говорить о евразийстве как таковом" ("Преодоление Запада"). Далее он обобщает: "Человечество, по Трубецкому, должно осознать свое единство через отрицание тоталитарной модели современного Запада, объединив "цветущую сложность" [термин русского консервативного философа К.Н. Леонтьева (1831–1891)] народов и культур в единый лагерь антизападной планетарной освободительной борьбы".

Таким образом, идея борьбы с Западом проходит красной нитью по всему спектру российского консерватизма — от славянофилов через монархистов и империалистов до евразийцев — и трактуется ими как миссия самого высокого звучания.

УМНЫЕ — НАЛЕВО, КРАСИВЫЕ — НАПРАВО

Кто такие "Запад", "Европа" и кто такие "Мы", им противостоящие, постоянно уточнялось (и продолжает уточняться до сих пор), но противостояние от этого не становится менее острым и страстным, оставаясь становым хребтом всех направлений российской консервативной мысли.

С течением времени действующие лица противостояния видоизменялись следующим образом. Вплоть до 20-х годов прошлого столетия русские консерваторы считали, что, начиная с княжеских времен, Русь — сначала в союзе с Византией (Византия — это хорошо), а потом сама — противостояла безусловно злому началу — Западу ("латинству"), и именно в этом было ее мистическое предназначение. Если княжеская Русь и ссорилась с Византией, то случалось это вследствие интриг Хазарского каганата (Хазарский каганат — это плохо, что будет дополнительно показано ниже). От главной миссии — противостояния Западу — временами приходилось отвлекаться на противостояние Орде (Орда — это плохо (устаревш.)). Максимально эффективно мистически обусловленное противостояние "латинянам" (католикам, лютеранам, арианам etc. — всем неправославным христианам) осуществлялось во времена Святой Руси (с 1480 года до воцарения Петра І), явившейся для консерваторов идеалом традиционных государства и общества (традиционный — это хорошо). Далее, с воцарением Петра І, случилось "романо-германское иго", длившееся до революции 1917 года и трансформировавшееся в свою наиболее мерзкую разновидность — советский режим (СССР — это плохо (устаревш.)).

ОКОПЫ УГЛУБЛЯЮТСЯ, БОЙНИЦЫ СУЖАЮТСЯ

В 1920-х годах в игру вступили "классические" евразийцы и сделали некоторые уточнения. Логика их была примерно такова: если нам раз от разу не удается их одолеть, давайте менять систему. Множество наших врагов сузим, сосредоточившись на самых отпетых, а множество "Нас" расширим за счет новых элементов, пусть и кажущихся с непривычки экзотичными. Согласно этой логике произошло территориальное расширение "Нас" по цепочке княжеская Русь — Святая Русь (Московское царство) — Россия-Евразия (степная полоса от монгольских степей до Карпат). К русским и православным славянам (вершина этнического расширения для русских панславистов XIX века) в качестве союзников были добавлены так называемые "туранские" азиатские этносы. Орда, таким образом, перешла из категории "плохо" в категорию "хорошо", а Россия вышла наследницей империи Чингисхана, поскольку после него она одна объединила евразийскую полосу в целостное государственное образование.

В дальнейшем из категории "плохо" в категорию "условно хорошо" был переведен Советский Союз, поскольку для того, чтобы стать совсем "хорошей" евразийской империей, его западнический большевизм (коммунизм + интернационализм, что одинаково плохо) должен бы быть замещен фундаментальным православием (вершиной "хорошо"). А так, в остальном, с СССР все было более-менее нормально. Отметим для себя, что замена большевизма на православие объективно была осуществлена во время Владимира Путина.

Видимо, настойчивые призывы не очернять советскую действительность, зачисление Сталина в стан "эффективных менеджеров", подчеркнутая культивация советской стилистики в значительной мере имеет своим источником изложенное выше.

ОКОПЫ XXI ВЕКА

Дальнейшую сепарацию врагов и расширение круга своих осуществил Александр Дугин. В категорию условно нейтральных — хоть и социально подозрительных, однако же имеющих шансы на исправление — были переведены Германия и Франция как державы "континентальные", поскольку в этом они схожи с Россией-Евразией.

Вообще же, по Александру Дугину, исконной целью евразийской геополитики является создание континентальной оси Москва — Берлин — Токио ("Основы евразийства"). Заметим, что такая ось была идеалом и для отца немецкой геополитики Карла Хаусхофера (1869–1946), учителя Рудольфа Гесса. На практике ось Москва — Берлин — Токио была реализована и действовала на протяжении 1939–1941 гг. (от времени подписания пакта Молотова — Риббентропа до нападения гитлеровской Германии на СССР).

Вместе с тем множество заклятых врагов России-Евразии волевым усилием Александра Дугина было урезано до держав так называемых "атлантических", исторически противостоящих "континентальным", то есть до оси США — Великобритания.

В эту логику прекрасно вписываются участие экс-канцлера ФРГ Герхарда Шредера в международных проектах "Газпрома", присутствие действующего канцлера ФРГ Ангелы Меркель в Москве на праздновании 65-летия победы СССР над Германией, перманентные дипломатические войны со шпионским привкусом между Россией и Великобританией, а также многое другое.

В дальнейшем Александр Дугин по принципу "враг моего врага — мой друг" кооптировал в союзники Евразии (неизвестно, с их ли согласия) антиглобалистов и зарубежных правых радикалов — как закаленных бойцов с мировыми либеральными режимами (либерализм — это плохо).

Примерно в таком составе властная Россия и сидит в окопах на исходе первого десятилетия текущего тысячелетия. Если оценить электоральную поддержку режима Путина — Медведева на уровне 60–70%, то можно придти к предположению, что подобное мироощущение имеет не сплошь элитарный, но во многом и массовый характер.

Им не нужны наши "хатки і сіножатки", "ні ставок, ні млинок, ні вишневенький садок". Они искренне недоумевают, что мы не въезжаем во столь очевидные вещи, не слышим грохота геополитических битв, и трогательно обижаются на то, что не спешим занять место в окопах рядом с ними, то есть, по логике войны, дезертируем и предаем их.

УПРАВДОМ — БОГ!

Лучшим государственным устройством для русских консерваторов является самодержавие — единоличное правление. В идеале, конечно, монархия. Но если к монархии в силу каких-то причин народ еще не готов, то традиционное государство (либо стремящееся стать таковым) вполне может управляться и великим национальным лидером.

Вся полнота власти, по Ивану Ильину, предоставляется главе государства свыше в силу цельного и искреннего доверия к нему его подданных. "Монархическому правосознанию присущ и характерен пафос доверия к главе государства; а республиканскому правосознанию — пафос гарантии против главы государства", — замечает он в своем труде "О русской идее".

Верховный правитель не подотчетен и не подконтролен никому, кроме Бога. Иван Ильин об этом говорит так: "В эту полноту [власти] включается независимость монарха от других органов государства, неподчиненность его им, неответственность его перед ними" ("Понятия монархии и республики"). При этом философ подчеркивает мистическую сущность верховной власти.

По Трубецкому, дальнейшая властная вертикаль строится сверху вниз следующим образом. Ближайшие подручные верховного правителя являются его личными представителями и отсвечивают его сакральным светом (сам верховный правитель отсвечивает светом Бога). Чиновники рангом пониже несут в себе отсвет своих непосредственных начальников и, опосредованно, сакральный отсвет высшего порядка, хотя уже и в несколько меньшем объеме. И так — до конца цепочки вниз.

Низшие чиновники ответственны перед высшими, а не перед народом. Надлежащее исполнение ими своих обязанностей обеспечивается таким их отбором, при котором на должность назначаются лишь особы, обладающие выдающимися личными качествами. Лояльное отношение управляемых слоев населения к представителям вертикали обеспечивается, опять же, доверием, а также пониманием на уровне инстинкта, что любой чиновник даже нижайшего ранга является (по цепочке) прямым представителем верховного правителя, отсвечивая сакральным светом последнего. Неподчинение любому чиновнику — неподчинение верховному правителю.

Дабы осознать предлагаемую схему во всем ее великолепии, жителю Украины следует представить себе акт своего взаимодействия, скажем, с управдомом, отсвечивающим сакральным светом Виктора Федоровича Януковича. Если представленная ситуация не вызвала закономерного мистического упоения, это означает, что представляющему еще предстоит поработать над собой для того, чтобы стать идеальным подданным традиционного государства.

ОППОЗИЦИЯ ДОЛЖНА БЫТЬ КОНСТРУКТИВНОЙ

Что же делать, если власть беспредельничает, а гарантий против нее, как мы видим, нет по определению? Ни Черной Рады, ни Майдана, ни банальных перевыборов?

Во-первых, нужно взять себя в руки, воздержаться от злобного критиканства и конструктивно помогать. Об этом в своем труде "Идея ранга" пишет Иван Ильин: "Несимпатичному, неопытному, неумелому, безвольному, бездарному начальнику надо помогать — во имя чести, во имя совести, во имя патриотизма, во имя всенародного и государственного дела, а не интриговать против него, не вредительствовать, не изолировать его, не подкапываться под него".

Этим рычаги воздействия на власть не исчерпываются — можно еще жаловаться. Вместо известных, хотя и не всегда работающих механизмов демократии европейского и собственно украинского толка (демократия — это плохо) предлагается так называемая "демотия" (термин немецкого консервативного философа Артура Меллера ван ден Брука (1876–1925), автора книги "Третий Рейх" (1923)).

Известно, что злоупотребления в традиционном государстве происходят оттого, что вышестоящие начальники не всегда осведомлены о безобразиях, творимых их подчиненными. А самый вышестоящих из них — о всех нижетворящихся безобразиях. Стоит лишь проинформировать вышестоящую инстанцию (желательно верховную), как все должно наладиться. В деревнях это проявлялось в заветном "Барин приедет, барин нас рассудит", "Жалует царь, да не жалует псарь", а в столицах — в массовых шествиях к государю, последнее из которых, расстрелянное в 1905 году, возглавил поп Гапон.

Собирать и формулировать народные жалобы, среди прочих своих обязанностей, должны органы представительской демотии — земские советы, уездные и национальные (в случае малых народов) представительства (Александр Дугин, "Вехи евразийства"). Таким образом обеспечивается всенародное участие в судьбах Родины, поскольку неотъемлемым правом высказать свое мнение при формировании корпуса жалобщиков обладает каждый подданный традиционного государства.

По Александру Дугину, пример "демотии" — выборность настоятеля Церкви прихожанами в Московской Руси. Он же замечает: "Если "демократия" формально противоположна автократии [самодержавию], то "евразийская демотия" вполне может сочетаться с "евразийским авторитаризмом".

ЕСЛИ ЛИДЕР "НАЦАРЮЕТ" СЕБЕ СТО РУБЛЕЙ, "ГАЗПРОМ" ИЛИ МЕЖИГОРЬЕ

Вообще-то, по Ивану Ильину, обязанность у монарха тоже есть. Основная — "...искать и строить в себе праведное и сильное правосознание". В большинстве случаев эта обязанность, а также более мелкие осмысливаются как имеющие религиозную природу.

И наиболее сложный вопрос встает перед традиционным монархическим сознанием тогда, когда в силу явной неудачи с построением нужного правосознания неблаговидные действия совершает сам верховный правитель.

Такие действия, по мнению Ивана Ильина, делятся на два принципиально разных класса. К первому из них относятся те, которые хоть и способны ужаснуть подданных, но не могут подорвать доверия к монарху, то есть поставить под сомнение его власть. Этот класс довольно широк и включает в себя все возможные преступления против подданных, их личного и государственного имущества. Осуждаются, но оставляются без последствий жестокость, присвоение чужой собственности, разврат, лжесвидетельство и тому подобные "страстные эксцессы царя". В качестве примера, прискорбного, но не дающего подданному права усомниться в легитимности верховной власти, Иван Ильин приводит следующий случай: "Великий император Адриан ... выковырял своему слуге, мальчику, глаз посредством грифеля" ("Внутреннее делание монарха и его качества").

И тут же описывает злодеяние второго, более страшного рода, не подлежащее извинению в монархической традиции: "Такое событие [случай с грифелем] могло ужаснуть, потрясти окружающих, вызвать глубокую скорбь и сострадание к нему [к монарху], но не могло подорвать к нему доверия так, как обычай Императора Петра III грубо ругать духовенство в церкви во время Богослужения или показывать язык священнику, выходящему из алтаря со св. Дарами".

Потому что, по Ивану Ильину, подданный может (и должен) восстать против монарха только в двух случаях: если элемент №2 уваровской триады "За Веру, Царя и Отечество" изменит элементу №1 или №3. Ибо восстание это будет иметь благую цель: замену плохого монарха на хорошего и, таким образом, укрепление монархии.

НАМ БУДЕТ НЕМНОГО НЕ ХВАТАТЬ ВАС, ВЫБОРЫ

К классической избирательной системе западной демократии российская консервативная традиция испытывает отвращение. Вместо так называемого принципа эгалитаризма, согласно которому все граждане страны имеют равные избирательные и иные права, Иван Ильин предлагает "идею ранга".

Согласно этой идее нельзя предоставлять право голоса кому ни попадя — "...независимо от их внутренних свойств и качеств; скажем совсем точно — независимо от их правосознания". "Считать-то надо именно честные и разумные голоса, а не партийные бюллетени", — заключает философ в труде "Об органическом понимании государства и демократии".

Поэтому эффективный ранговый отбор, по Ивану Ильину, "лучше всего" осуществляется с помощью назначений, а с помощью выборов — лишь "иногда".

К мысли об ограничении всеобщего избирательного права, а также о фактическом сведении компетенции выборов к упоминавшейся выше демотии философ пришел неспроста: "К каким политическим выборам способен продажный, застращенный, изолгавшийся народ?" ("Идея ранга").

К тому времени, пока такой народ придет в надлежащую кондицию, закономерно "пройдут годы". "А до тех пор его может повести только национальная, патриотическая, отнюдь не тоталитарная, но авторитарная — воспитывающая и возрождающая — диктатура", — говорит Иван Ильин в статье "О государственной форме".

Отметим, что именно такие диктатуры обычно и поднимают великие страны с колен.

О СРЕДНЕМ КЛАССЕ, ГРАЖДАНСКОМ ОБЩЕСТВЕ И ПРОЧИХ БЛАГОГЛУПОСТЯХ

Кроме демократии не жалуют российские консерваторы и множество других явлений, культивируемых западной цивилизацией. В частности, вместо принципа "контракта" (договора, основанного на компромиссе между частями общества) консерваторы предлагают обязательство, органическое служение каждой части общества (и отдельного человека) единому целому. Таким образом, для традиционного консервативного общества являются категорически неприемлемыми индивидуализм, конкуренция между гражданами, повышение личного благосостояния и ряд других излюбленных занятий уцелевших представителей отечественного среднего класса.

"Органическое служение" предлагается каждому члену традиционного общества и вместо прав человека, в европейском понимании проистекающих из его "естественных прав" (термин Ж. Руссо). Вместо же юридической системы западного толка предлагается концепция "правообязанностей" (термин одного из основателей евразийства Николая Алексеева), базирующаяся все на той же "обязательности" части перед целым при отсутствии, как мы помним, защитных гарантий.

Поэтому если Владимир Путин объявляет в России "диктатуру закона" (термин Ивана Ильина), нужно понимать, что речь здесь идет не о правилах, выработанных обществом на основании "контракта", компромисса, а о предписаниях, спущенных свыше. То есть, в более привычных терминах, не о законах, принятых демократически избранным парламентом, а об указах президента либо законах, единогласно принятых Государственной думой Российской Федерации.

О такой вящей нелепице в противостоящем "латинству" традиционном обществе, как структуры гражданского общества, можно было бы и не упоминать, если бы не остроумное наблюдение московско-киевского исследователя Андрея Окары, сделанное им во времена своего романтического флирта с евразийством: "В основе западноевропейской модели бытия лежит трехчастное представление о Рае-Чистилище-Аде, в нашей версии христианства есть только Ад и Рай — никакого Чистилища нет и близко (Петр Могила хотел, было, ввести этот догмат, да не дали). А потому нет и социальных проекций Чистилища — этически нейтрального локуса, понимаемого в либеральных теориях как "гражданское общество" ("Украина и евроуроды").

ЗАЧЕМ СУРКОВУ ДЕМОКРАТИЯ

И все-таки, несмотря на всю непотребность демократии для нужд идеального консервативного общества, зачем-то российской элите она нужна, хотя бы на уровне термина. По крайней мере, в названии "суверенная демократия" этот термин присутствует. Зачем? Не для того же, чтобы хвастаться?

Свою версию необходимости в этой связке слова "суверенная" предложила язвительная газета The Washington Post: ""Суверенная демократия" — термин, придуманный Кремлем, который призван донести два сообщения: первое, что текущий политический режим в России является демократией, и второе, что это утверждение должно быть принято на веру, и точка. Любая попытка проверки будет рассматриваться как недружелюбное вмешательство во внутренние дела России".

А вот зачем Кремлю нужно, чтобы существующий в России режим считался именно демократией, разъяснил активу "Единой России" Владислав Сурков: "Кроме того, немаловажный прагматический момент: если мы не будем открытым демократическим обществом, если мы не будем широко интегрироваться в мировую экономику, в мировую систему знаний, то мы не получим доступа к современным технологиям Запада, без которых, как мне представляется, модернизация России невозможна".

Таким образом, термин "демократия" для власти современной России критически важен. Без него можно попасть под действие поправки Джексона-Вэника, ограничений на экспорт технологий недемократическим режимам, да мало ли еще подо что можно попасть.

Таким образом, по замечанию российского исследователя Юрия Пивоварова, Запад становится "...для русских одновременно и целью, к которой стремятся, и целью, по которой стреляют" ("Русская история как "Русская идея"").

БЫСТРО ПРИСВОЕННОЕ НЕ СЧИТАЕТСЯ УКРАДЕННЫМ

Столь модное ныне среди российских властей слово "модернизация" вообще-то имеет весьма широкий смысл. Однако современная российская консервативная мысль сводит его исключительно к технологической составляющей. Причем то, что технологическая модернизация должна быть осуществлена без социальной вестернизации, является принципиальным условием. Возможно ли это?

Элементы именно такой модернизации (без потрясения традиционных основ) наблюдаем в Святой Руси (Московском царстве) XV–XVII веков. Опыт модернизации Петра I (если рассматривать ее как неделимое явление) неприемлем, поскольку в ее процессе была осуществлена вестернизация правящего класса. Наиболее близкой по времени и эффективной модернизацией без озападнивания стала форсированная индустриализация СССР, проведенная Иосифом Сталиным. Для всех этих трех модернизаций было характерно большей частью заимствование технологий у Запада, а не произведение их собственными силами.

О том, почему этот подход не может быть воспроизведен в нынешних условиях, рассуждает московский исследователь Роман Вишневский. По его логике, поток инноваций в современном мире настолько интенсивен, что обеспечить постоянное модернизированное состояние экономики (чтобы потом опять не догонять) разовыми заимствованиями технологий просто невозможно. При Сталине число принципиальных инновационных методик было в мире невелико, обновлялись они нечасто, a поэтому после их заимствования можно было десятилетиями чувствовать себя относительно спокойно.

Сейчас же ситуация принципиально изменилась, количество важных технологических нововведений исчисляется десятками тысяч в год. Понятно, что заимствовать хоть сколько-нибудь значительную их часть невозможно просто физически, поэтому речь должна идти о создании системы, способной к самостоятельному произведению инноваций.

Можно согласиться с Романом Вишневским в том, что в современной России (добавим — и Украине) увеличивать свою прибыль путем применения инноваций станет только очень глупый бизнесмен. У умного всегда найдется два альтернативных пути с гораздо более высокой нормой прибыли: стать монополистом (пользуясь близостью к власти) либо получить преференции (коррумпируя суды и силовиков). Для того чтобы произведение инновационного потока стало единственным способом увеличения прибыли, нужно перекрыть две другие возможности. Монополия ликвидируется с помощью рыночной экономики с ее конкуренцией, а коррупция — при превращении государства в правовое.

Таким образом, цепочка рассуждений привела нас к двум фундаментальнейшим составляющим именно социальной вестернизации, для традиционного общества неприемлемой.

ЧЕРНОВЕЦКОГО В РОССИЮ НЕ ВОЗЬМУТ

Казус мэра Киева Леонида Михайловича Черновецкого выбран по двум причинам: он владеет значительной собственностью и принадлежит к одной из протестантских конфессий.

Дело в том, что, как мы помним, в традиционном обществе собственность не имеет гарантий, а ее количество является не более чем индикатором близости сиюминутного владельца к верховному правителю. Причем близости не только политической (что по-разному проявилось в судьбах Михаила Ходорковского и Романа Абрамовича), но и в буквальном смысле. В Святой Руси бытовали государственные должности, основанные на участии чиновника в процессе жизненных отправлений монарха (постельничий — высокая мера близости, сокольничий — чуть меньшая и т.д.). В современных обществах, ориентированных на традицию, это проявляется в массовом походе личных водителей и охранников в депутаты, назначениях глав патронажных служб губернаторами, наделении близких друзей контролем над государственными монополиями и тому подобном.

Неизменным остается одно: собственность выдается во временное пользование близким к монарху и отбирается по мере их отдаления.

К слову, концепция суверенной демократии ультимативно требует государственного контроля над стратегическими отраслями промышленности, а еще лучше — владения ими государством. Это Леонида Михайловича напрямую не касается, но задевает интересы многих других его коллег по олигархическому цеху. Переход украинской металлургии, химии, энергетики под контроль российского государства происходит все более ускоряющимися темпами. А в отношении того, что отрасли отходят именно российскому государству, то делается это, видимо, чтобы потом дважды не возиться.

КРЕСТНОГО ХОДА ЛОВИ ПОЗИТИВ

Однако вернемся к Леониду Михайловичу. Не менее фундаментальным, нежели отсутствие гарантий права собственности, в российской консервативной традиции является фактор православия. Скажем, Иван Ильин просто считает, что именно православие и есть русской национальной идеей.

В идеальных взаимоотношениях православие и власть пребывали в Московском царстве до церковных реформ патриарха Никона конца XVII века, реализовавшего главным образом наработки зараженных "латинством" (по мнению традиционалистов) пришельцев с Руси (будущих Украины и Беларуси). А наиболее полно истинный дух православия, по мнению российских консерваторов, сохранился в старообрядчестве. Так, чуткий к духу времени Александр Дугин в своем блоге заявляет о себе как о православном старообрядческого согласия, приемлющего священство Московского патриархата.

Примечательно отношение православных Московского царства (будущих старообрядцев) к иноверцам, которых они делили на две категории. В первую входили верные иных, кроме христианства, традиционных религий — ислама, буддизма, даже шаманизма. Отношение к ним было терпимое, поскольку грех их пребывания вне православия являлся неосознанным — они и не имели возможности его (православие) познать перед тем, как сделать выбор в пользу другой религии.

Совсем другое дело было с христианами иных конфессий — католиками, протестантами, арианами, позже — грекокатоликами. Имевшие теоретическую возможность познать и принять православие, но по факту отказавшиеся от этого, снисхождению не подлежали. С ними избегали общения, селили в отдельных слободах, считали олицетворением дьявола, а то и самим дьяволом.

В этом — еще один штрих, затрудняющий Леониду Михайловичу Черновецкому гармоничное вступление в симфонию Русского мира. Ниже мы увидим, что ему рано или поздно и за США придется ответить, наподобие американского хохла-мафиози, призванного к ответу "за Севастополь" братом Данилы в фильме "Брат-2".

НЕ ХОДИТЬ ВАМ В КАМЕРГЕРАХ, ЕВРЕИ

Вообще говоря, если образованный российский антисемит не имеет возможности ругать евреев в открытую, он ругает Хазарский каганат — государственное образование VII–X веков между Волгой и Днепром, элита которого, по ряду данных, исповедовала иудаизм. Подобное весьма часто встречаем в трудах консервативных российских историков.

Однако неправильно было бы сводить отношение русского консерватизма к евреям исключительно к антисемитизму. Подобный подход характерен только для крайних его течений. Так, открыто заявлял о своем антисемитизме упоминавшийся уже Василий Шульгин, довольно четко прослеживаются соответствующие взгляды в творчестве русских национал-патриотов 80–90-х годов прошлого столетия Вадима Кожинова, Игоря Шафаревича и других.

Но уже в трактовке близкого по воззрениям к Ивану Ильину автора теории народной монархии Ивана Солоневича (1891–1953) видим принципиальные перемены: "Каждый из нас, каким бы антисемитом он ни был, всегда имеет оговорку: "Вообще говоря, жиды сволочи, но вот Соломон Соломонович — прекраснейший человек". Это есть точка зрения империализма" ("Россия, революция и еврейство").

Наиболее тонкая ситуация с евразийцами. В 30-е годы прошлого века обвинения их в антисемитизме стали настолько частыми (особенно после перехода евразийской группы А.В. Меллер-Закомельского, действовавшей в Германии, на откровенно расистские позиции), что Николаю Трубецкому пришлось писать специальную статью с разъяснениями того, что отношения евразийцев с евреями не имеют под собой расовой подоплеки. О том, что противостояние христиан с евреями носит не расовый, а исключительно мистический, духовный характер, говорил еще один классик евразийства Лев Карсавин (1882–1952): "Или мы, христиане, избранный народ Божий, Израиль, или евреи" ("Россия и евреи").

Вопрос о том, предполагает ли сугубо духовное противостояние отказ от погромов, требует своего дальнейшего исследования.

ЗИГЗАГ ГУМИЛЕВА

Был ли антисемитом "последний евразиец" Лев Николаевич Гумилев? Это продолжает оставаться предметом ожесточенных дебатов до сих пор. В его труде "Древняя Русь и Великая степь" встречаем такую характеристику предполагаемого изгнания Владимиром Мономахом евреев из Киева в 1113 году: "Зигзаг истории, породивший этническую химеру, распрямился, и история этносов Восточной Европы вернулась в свое русло".

Еврейский публицист Андрей Рогачевский, имевший во время своего студенчества возможность общаться со Львом Николаевичем лично, описывает один из случаев так: "С плохо сдерживаемым подростковым негодованием я даже позволил себе перебить Л. Н., когда он по какому-то поводу начал рассказывать о том, как он был в какой-то, что ли, поликлинике, "и там сидел один еврей". У меня вырвалось: "А Вы что, не любите евреев?" Л. Н. изумленно посмотрел на меня и ответил вопросом на вопрос: "А если бы я сказал "там сидел один узбек", Вы бы подумали, что я не люблю узбеков?".

Однако тот же автор заключает: "Если у каждого антисемита, по пословице, есть свой любимый жид, то наверное, справедливо и обратное. И если мне как лицу еврейского происхождения полагается один любимый антисемит, пусть это будет Л. Н.".

ЕСЛИ БУДЕШЬ ТОРГОВАТЬ ТЫ ЕЛЕЕМ, МОЖЕШЬ СТАТЬ ВПОЛНЕ ПРИЛИЧНЫМ ЕВРЕЕМ

Русскому консерватизму свойственно делить евреев на плохих и хороших ("хаверим" и остальных в терминологии Вадима Кожинова, либо же "западников" и "восточников" в терминологии еврейского публициста Якова Бромберга и Александра Дугина). Каждому из "западников" честно дается шанс измениться и стать хорошим. Как минимум один такой случай история действительно зафиксировала: сам Яков Бромберг был видным идеологом евразийства и призывал евреев объединить их мессианскую энергию с энергией России-Евразии, которой суждено стать "новым Израилем".

Не поддающиеся же исправлению автоматически расскасируются в Западный мир. Либо как союзники противостоящих Евразии США (Государство Израиль), либо как провозвестники американского государства. О втором случае Александр Дугин говорит так: "Не случайно США являются делом рук протестантских экстремистских сект [привет Леониду Михайловичу Черновецкому], которые пытались искусственно воссоздать в Новом Свете копию древне-иудейской реальности, к которой традиционно апеллируют все кальвинистские ветви протестантизма" ("Теория евразийского государства").

МИНУС ГАЛИЧАНЕ

Видимо, именно в конфессионном факторе изначально кроется и систематически прорывающаяся неприязнь приверженцев русской консервативной традиции к галичанам, являющимся преимущественно грекокатоликам. Хотелось бы списать этот феномен на отзвуки реликтового мироощущения пятисотлетней давности и — забыть. Тем более что и Дмитрий Табачник недавно перед ними почти извинился (или пообещал это сделать).

Однако не получается. И причины тому имеют не случайный и субъективный характер, а как раз глубинный и органически проистекающий из духа русского консерватизма. Ладно бы очередная "оговорка" Дмитрий Табачника в его свежей заметке "Каким должен быть учебник истории", размещенной на официальном сайте правящей Партии регионов. В этом материале министр призывает "...руководствоваться позициями цивилизованного европейца, а не представителя "маленького, но гордого", затерянного в горах племени". В этом случае мы далеки от мысли, что Дмитрий Табачник ментально вжился в российскую действительность настолько глубоко, что имеет ввиду чеченцев.

И дело даже не в Дмитрии Табачнике. Аристократ, умница, академик, основоположник евразийства князь Николай Трубецкой пишет в своей дискуссии с эмигрантским украинским историком Дмитрием Дорошенко (1882–1951) следующее: "Ту часть украинского народа, которая не удержалась в православии, мы считаем культурно и духовно изуродованной".

Галичане Русскому миру не нужны в принципе, а поэтому воспринимаются в лучшем случае бременем на пути к выполнению исторической миссии, а в худшем — врагами. При этом славянофилам они не нужны как по религиозным мотивам, так и в силу своей органической неспособности усвоить элементарную истину, состоящую в том, что русскими являются не только великороссы, но и малороссы с белороссами (в середине июня тезис о едином народе в своем интервью освежил Чрезвычайный и Полномочный Посол Российской Федерации в Украине Михаил Зурабов). Евразийцам же галичане не нужны еще и потому, что географически Карпаты в зону России-Евразии не входят.

Итого — минус семь миллионов граждан Украины.

ЯЗЫК МОЙ, ВРАГ МОЙ

Выводя за пределы рассмотрения мнение ряда политиков и публицистов о том, что украинского языка просто не существует, отметим два других тезиса, имеющих своих сторонников в высших академических и властных кругах Украины.

Первый из них состоит в том, что для большинства жителей Украины родными являются два языка — русский и украинский. Эта новация была разработана и введена в оборот филологами Украинской ССР в пору интенсивного формирования новой исторической общности — единого советского народа, а сейчас поддерживается, в частности, директором Института археологии НАН Украины академиком Петром Толочко.

Второй тезис был сформулирован кн. Николаем Трубецким в уже упоминавшейся дискуссии с Дмитрием Дорошенко. Он сводится к тому, что украинскому языку органично обслуживать "нижние" этажи человеческих потребностей — быт, фольклористику и даже этнически окрашенные прозу с поэзией. Однако, как замечает Николай Трубецкой, "...украинцам всего естественнее использовать русский научно-литературный язык". Приверженцем такого подхода очевидно является Дмитрий Табачник.

Сторонники расширения зоны функционирования русского языка в Украине поясняют, что оно должно быть реализовано не "за счет чего-то", а в "дополнение к чему-то". Однако еще в 1748 году авторитетный антизападник Михайла Ломоносов заметил в письме Леонарду Эйлеру: "...если что-либо прибавится к чему-либо, то столько же отнимется от чего-то другого".

Даже будучи горячим сторонником расширения гуманитарного пространства Украины, трудно поверить, что страна сейчас находится на пороге соответствующего бума. Что украинские граждане одномоментно начнут больше читать, смотреть кино и ходить в театры. По-видимому, все же в ближайшее время объемы производства и потребления продукции гуманитарного толка существенно не изменятся.

А поэтому прав окажется скорее не Табачник, а Ломоносов. Или даже Виктор Черномырдин с его классическим "Хотели как лучше, а вышло как всегда".

КОГДА ОНИ ОТ НАС ОТСТАНУТ

Никогда.

Для славянофилов сакральное значение имеет княжеская Русь с ее златоверхим Киевом, иначе принципиальную для российской государственности преемственность от православной Византии придется выводить через приехавшую в XV веке к Ивану III из Италии Софью Палеолог. Да и общерусский народ без украинцев (минус галичане) будет неполным.

У евразийцев свои резоны: великая полоса Евразии без ее западной оконечности — украинской степи — окажется ущербной и неспособной резонировать с космосом.

Поэтому приходится уповать лишь на умовыводы историка Александра Янова, подметившего, что приступы консерватизма у российской верхушки имеют определенную цикличность, причем циклы эти со временем укорачиваются. Так, на смену антизападникам Святой Руси в свое время пришел Петр І, потом его наследников-западников сменили протоевразийцы Ленин со Сталиным, их наследников, в свою очередь, сменил западник Ельцин, а уж его — евразиец В.В. Путин.

С этой точки зрения ситуация, в общем-то, не безнадежная.

К ЭСТЕТИКЕ ЕВРАЗИЙСТВА

В завершение уместно будет процитировать русского писателя Ивана Бунина, имевшего возможность непосредственно наблюдать начальный этап становления советского государства — практически идеальной евразийской империи (минус большевизм плюс православие).

В своей книге "Окаянные дни" Иван Бунин приводит следующую выдержку из одесской газеты за 1918 год: "Весело и радостно в клубе имени товарища Троцкого. Большой зал бывшего Гарнизонного Собрания, где раньше ютилась свора генералов, сейчас переполнен красноармейцами. Особенно удачен был последний концерт. Сначала исполнен был "Интернационал", затем товарищ Кронкарди, вызывая интерес и удовольствие слушателей, подражал лаю собаки, визгу цыпленка, пению соловья и других животных, вплоть до пресловутой свиньи…".



Читайте Comments.ua в Google News
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
comments

Обсуждения

comments

Новости партнеров


Новости

?>
Подписывайтесь на уведомления, чтобы быть в курсе последних новостей!