Анатолий Стреляный
писатель
На украинском языке написан самый сильный в мировой литературе рассказ против эвтаназии. Это было в 1910 году, за полстолетия до «Легенды о Нараяме» Сичиро Фуказавы. Речь идёт о рассказе Михаила Коцюбинского «Что записано в книгу жизни». В промерзлой избе, под лавкой у двери, ожидает смерти старая крестьянка. Над нею кое-как продолжается жизнь семьи, ждущей ее кончины. Сварливая невестка, замученный нищетой сын, жестоко-любознательные внуки — все громко выражают недовольство ее долгожительством. В старину таких непонятливых дети отвозили, бывало, в лес или поле и там оставляли. Сыну не хочется брать грех на душу, но злится жена: «Умрёт, на что хоронить будешь?», да мать и сама просит, настаивает. Наконец он сдается.
Незабываемо описан последний путь крестьянки. Она лежит в санях, быстро темнеет, только белеют ближние сугробы. Между матерью и сыном идет обычный разговор о сельских новостях. Она советует ему не резать пёструю курицу, с которой доживала под лавкой: из неё, мол, выйдет хорошая несушка. Сын выбирает место на пригорке под дубом, укладывает мать, укрывает дерюжкой, вставляет в скрещённые пальцы зажжённую свечу. «Простите меня, мама». Опять скрипят сани, вскидывается облезлый зад кобылы — сын, теперь уже один, спешит в село. На полдороге ему вдруг представляется — и вот здесь-то и сказывается перо большого писателя — не только смерть матери в снегу под дубом, а как бы всё было, если бы он дал ей отойти в родной избе. Были бы поминки… Сидят за столом кумовья, соседи, пьют и закусывают, он видит их масляные губы, слышит мерное чавканье, в избе тепло от их дыхания, от голосов, важно, по-доброму вспоминающих покойницу. Эта картина заставляет его уже в виду села резко повернуть назад. Настегивая клячу, он спешит в лес, «за бабкой». Читатель может догадаться, как хорошо теперь у мужика на душе оттого, что позволил жизни идти своим чередом.
Итак, все должно идти своим чередом. Но как раз против этого, кажется, и направлена забота номер один человечества. Это сравнительно недавняя забота, ей лет двести — о продлении жизни. Любой жизни и любой ценой. Продолжительность жизни незаметно стала для нас смыслом жизни. Не стоит, наверное, говорить, хорошо это или плохо — достаточно одного уяснения или даже простой констатации грандиозной подмены, чтобы задуматься над тем, что происходит. В течение многих веков людям не приходило в голову, что жить долго, очень долго, жить, по возможности, бесконечно — это, в сущности, и есть то, ради чего жить. Да, они были заняты выживанием, но вряд ли можно приравнять эту инстинктивную заботу к изматывающим хлопотам о долголетии. Забота о выживании не вытесняла поиск смысла жизни, не устраняла тоски по смыслу... Нынешний же человек бессознательно, а то и осознанно радуется, что он наконец обрел смысл своего бытия, каковой видится ему в зарядке, массаже, фитнесе, здоровом питании, поиске докторов и знахарей.
Вдобавок ко всему в глаза бросается ошеломительное новшество самого последнего времени. Одной из целей правительств незаметно становится продление жизни населения путем всё более ловкого, а по сути — всё более принудительного обращения его в религию здорового образа жизни. Людям все откровеннее советуют не курить, не пить, не есть жирного, острого и соленого... Техника управления и промывания мозгов уже мало чем напоминает безобидное советское санпросвещение. Наблюдать за этим исключительно интересно, гадать, как далеко зайдет борьба за продление жизни, не хочется. Со смятением думаешь не о том, что человек будет длиться 1000 лет, а о том, какими методами его будут к этому принуждать.
Новости партнеров