Паникёрская натура

Даже Вебер… Созерцание человеческого материала, который выносила наверх Веймарская демократия, делало его больным. Государственные и партийные деятели, парламентарии, журналисты, их нравы вызывали у него глубочайшее уныние. Вакханалия низменностей и ничтожеств. Демагогия, продажность, интриги… Отдельно — тупость партийного костяка, партбюрократии, не давшей ему взлететь на вершину практической политики, может быть, стать президентом. А всеобщее патриотическое опьянение — как оно терзало его! Это, правда, не помешало ему ополчиться на победителей в Первой мировой войне, посмевших назвать Германию виновницей номер один. Подписывал письма протеста, метал громы и молнии с трибун, приводил глубокие и блестящие доводы, не думая о том, что невольно усугубляет главную немецкую болезнь, лечить которую придётся американцам уже после Второй мировой. В то самое время, когда сильнейшая демократия мира даёт Западной Европе план Маршалла и начинает дух захватывающими темпами выводить континент из послевоенной разрухи, Гарольд Ласки, вождь английских лейбористов, профессор и почётный член всего и вся, выпускает книгу под названием «Кризис демократии», и она становится настольной для множества образованных людей, чьё благополучие растёт не по дням, а по часам благодаря оживающему демократическому капитализму. Среди них и такой властитель путинских дум, как Ильин. Он видит гибельный кризис демократии в том, что она есть власть денег, всегда бесстыдных, и толпы, всегда невежественной. Для него не существует пользы в разделении и смене властей, вообще — в тех правах и свободах, без которых невозможен успешный капитализм. В его глазах демократия не есть что-то живое, подверженное болезням, допускающее глупости и ошибки, но способное на ходу исправляться и развиваться. Нет, демократия для него — это что-то, что надо при первом же случае схватить, потащить в участок и запереть там навсегда. Если не всё с нею хорошо — значит всё плохо. Скорый конец этого устройства он предсказывает в 1953 году. Из того, что в мире каждый день пишется о кризисе демократии или капитализма, что одно и то же, можно к вечеру каждого дня составлять толстый том. И так — уже почти двести лет. 200 х 365 = вон столько томов, и тьма-тьмущая их стоят на полках общественных, государственных и частных библиотек, и находят читателей, а значит не убывает и писателей. Потому что она бессмертна, та из человеческих пород, носитель которой не может ни встать, ни лечь без ощущения кризиса, разрывающего его сердце и голову. Первую причину мы уже назвали: повышенная чувствительность к изъянам людской природы. Вторая — паникёрская натура. Третья — бред изобретательства. Уверенность, что можно выдумать такие общественные устройства, которые осчастливят всех и каждого на сём свете. Отчасти виновата и сама демократия: только при ней вольготно плодятся и неутомимо, в сытости и безопасности, строчат километры своих трудов такие идиоты, как тот же Ласки, читавший лекции — где бы вы думали, когда и о чём? В Москве, в 1933 году, о кризисе демократии как формы правления и образа жизни… В последнее время они стали появляться и в наших краях, доморощенные Ласки. Не признак ли это относительной сытости в стране?