Из наших загадок

Учительница украинского языка в сельской школе на Слобожанщине пришла в десятый класс и объявила своим восьми ученикам, что отныне будет говорить с ними — и того же требует от них — только на украинском языке. К середине урока она, естественно, перешла на родной суржик.

Ошибется тот, кто полагает, что я буду рассуждать, например, куда смотрит районо. Нет, тянет покопаться в том, откуда взялся в ней этот, пусть длившийся всего 20 минут, порыв. Что на неё так подействовало? Обыкновенная сельская учительница средних лет, кое-как окончила институт в областном центре, ни одной книги не прочитала ни до, ни после. Духовная пища — ТВ, которое смотрит до упора, в ущерб даже хозяйству. Вот с ним-то и связано, с ТВ… Она увидела на экране депутатку, которая, ввиду грядущих выборов, стала защищать права русских. Думаешь и об учениках. О незадавшемся переходе учительницы украинского языка на украинский они рассказали родителям, а те разнесли по селу. Почему, кстати, разнесли? Не было, что ли, других новостей? Язык учеников — не украинский, не русский. Они — природные носители суржика. Как таковые, они, казалось бы, должны были радоваться, что к середине урока учительница перестала выпендриваться. А они ответили на это презрением. В чём же дело? Получается, что и учительница, и ученики, и их родители, и село — все они знают, как должно быть. Они чувствуют себя и жертвами, и участниками неправедного дела. Проснулось, что ли, украинство? Но ни о каком зове предков, ни о каком вопле украинской культуры, донёсшемся до них, не может быть речи: этой культуры для них нет. Нет даже простой этнографической памяти: родители этих учеников — плоть от плоти суржика. От украинства они дальше, чем их дети. Или всё-таки что-то есть, брезжит? В самом деле, нет человека, который не знал бы одной-двух строк Шевченко, да, между прочим, и Тычины. «На майдані, коло церкви, революція іде». Гениальная ведь вещь, а после Майдана наших дней и звучит по-особому. А «нам своє робить»?! Мороз по коже. Хожу по селу, интересуюсь, у кого какие мнения о том, почему учительница украинского языка попыталась заговорить по-украински. Допекло или, может, район заставил? Иван Степанович, ветсанитар на пенсии: — Какой там заставил! Допекло. Ну брешут же гады! Сколько можно? Пробую подвести его к мысли, что с некоторой точки зрения это даже хорошо — что брешут, да ещё так наглядно. Мол, пушки к бою едут задом. Благословим ту депутатку. Не начнись с её выступления очередной приступ борьбы за русские права, не было бы и этого случая здесь в школе. Украинская надежда, похоже, зиждется не на тех, кто борется за украинство, а на тех, кто — за русскость. — Не пойняв тебя. Как это — благословлять? За что? За брехню вешать надо, а не благословлять!