Англия всё ещё не Китай
КОГДА мы говорим о падении нравов, понижении вкуса, о всеобщем поклонении золотому тельцу, о низменных потребностях и грубых развлечениях, о попрании всего святого, о бесконечном параде жалкого тщеславия, о диктатура мещанства, которая страшнее российского деспотизма, — в общем, когда мы возвещаем друг другу подступивший конец света, не мешало бы вспомнить хотя бы самых известных предшественников: от безымянных авторов Библии до трогательного Григория Саввича Сковороды.
Петр для чинов угли панскії трет, Федька купец при аршині все лжет. Тот строїт дом свой на новий манір… Ровно через сто лет в Англии вышла книга «О свободе». Написанная кровью сердца славного Джона-Стюарта Милля, она вогнала в уныние множество джентльменов как на Острове, так и на континенте. Не критикан, а государственный и учёный человек написал книгу в защиту личности, её права на критику, на собственную мысль и вкус. В защиту от кого? От толпы, которая стрижёт всех под одно. Ничтожествам, кишащим вокруг него, он ставит в укор их мужественных, деятельных и добродетельных предков. Опомнитесь, мол, начните брать с них пример, иначе Англия превратится в Китай — её волю и свободу подавит пошлый мещанский обычай. Особо отмечал он охвативший его соотечественников зуд перемен: тяга ко всему новому, лишь бы оно было новым, будь то вещь, покрой или идея. Ещё через сто лет это было названо консюмеризмом, появился термин: потребительское общество. Во времена Милля, к слову, в английских лавках безбожно обвешивали и обмеривали. Ни Сковорода, ни Милль никого не перепевали, как никого не перепевают и нынешние большие и маленькие Сковороды и Милли. Все они самостоятельны в своей ранимости, в отвращении к прозе жизни. Каким бы сведущим в истории, литературе и других важных предметах ни был сочинитель, принимающийся за создание чего-то вроде «Самашедчего» г-жи Костенко, он забывает, что у него, как сказано, были предтечи в веках, и что поэтому ему суждена репутация очередного изобретателя велосипеда. Чем объяснить эту милую особенность? Чтобы не потерять задор, сохранить энергию отрицания, автору надо быть уверенным, что: 1) не было подлей того времени, в которое выпало ему жить, 2) что такой хороший, своеобычный, гениальный человек, как он, должен был бы украшать собою другое время: говоря без ложной скромности — золотой век, и 3) что он первый открывает своим современникам глаза на их пороки и на то, какие беды их ожидают, будет они не внемлют ему и не воздадут ему должное за науку. …Человек же без таких притязаний, узнав из теленовостей, что Олеся Дония не взяли в список БЮТа, спокойно вздыхает и говорит: что ж, прискорбно, конечно, что Донии всегда будут в малом меньшинстве, но как не радоваться при мысли, что они всё равно всегда будут!