По ком звонит колокол
Новейшая история знает немало примеров, когда смерть становилась публичным событием. Прошло всего лишь несколько дней нового 2015 года — и сотни миллионов людей были потрясены беспомощным жестом лежащего на тротуаре раненого парижского полицейского, попытавшегося закрыться рукой от автомата террориста, который за несколько минут до этого расстрелял редакцию «Шарли Эбдо». А еще через месяц мир содрогнулся, увидев, как боевики ИГИЛ сжигают заживо иорданского летчика.
В этом трагическом ряду первая годовщина гибели «Небесной сотни» занимает особое место. На видео февральского расстрела на Институтской поражает, как буднично выглядит смерть. Сухой щелчок выстрела — и человек, вооруженный лишь палкой и щитом, даже не успев понять, откуда прилетела пуля, лежит бездыханный на асфальте. О других смертях среди революционеров узнавали уже постфактум, найдя тела погибших. Скорее всего, если бы тогдашняя власть выиграла в противостоянии, она бы приложила все усилия, чтобы эти жертвы остались анонимными. Но победила «революция достоинства», и выражение «Небесная сотня» вошло в историю, а о каждом из погибших сегодня можно узнать, как его звали, кем он был по профессии и почему вышел на Майдан.
Тогда потрясенная этими смертями страна и подумать не могла, что всего через несколько месяцев счет погибших в Украине пойдет на тысячи теперь уже почти для всех, кроме сослуживцев, друзей и родственников, безымянных участников боев и мирных жителей. И что для остального мира, ужасающегося расстрелу парижского полицейского или сжиганию заживо иорданского летчика, массовая трагедия на востоке Украины превратится в статистику, пусть трагические, но всего лишь цифры на экранах компьютеров или страницах отчетов. Но мы-то здесь, в Украине, знаем, что эти цифры сочатся кровью от пуль и осколков и пахнут гарью от взрыва снарядов, отзываются стонами раненых и кричат голосами родственников, узнавших о гибели мужа, отца, брата.
Мы это знаем — и не должны забывать. Литература и искусство прошлого века полны романами и фильмами о том, как люди, попавшие с фронта военных действий в глубокий тыл, испытывают шок, видя, как окружающие отгоняют от себя мысли и память о том, что происходит за сотни километров отсюда на войне. Кто-то объясняет это бессознательное отторжение мирных людей от военных реалий огрубелостью душ, кто-то — защитной психической реакцией. И тут самое время вспомнить уже однажды взятые в прошлом столетии эпиграфом к роману о войне слова английского поэта и священника XVII века Джона Донна: «Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе, каждый человек есть часть Материка, часть Суши; и если Волной снесет в море береговой Утес, меньше станет Европа, и так же, если смоет край Мыса или разрушит Замок твой или Друга твоего; смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе».