Хочу быть космонавтом
Каждый год 12 апреля я вспоминаю старый советский анекдот середины 1960-х годов. Милицейский патруль подбирает на улице дефективного беспризорника.
— Как тебя зовут? — Не помню. — Сколько тебе лет? — Не знаю. — Где ты живешь? — Без понятия. — А кем ты хочешь стать? — Космонавтом!
Культ освоения космоса в СССР был всеохватывающим. Утверждаю как очевидец. Так уж случилось, что я хорошо запомнил полет Гагарина в космос — как об этом по радио, висевшем в углу нашей комнаты, необычайно торжественным голосом объявил Юрий Левитан. Когда я однажды в редакции рассказал молодым коллегам, что помню полет Гагарина, они с интересом заглянули мне за спину, рассчитывая увидеть хвост динозавра.
К школьным пионерским сборам мы разучивали песни со словами «Мчатся ракеты к звездным мирам» или «Мы все хотим побывать на Луне». Очертания спутника и ракеты, фигура в скафандре и шлеме были столь же популярными образами, как кремлевские звезды или мавзолей Ленина. Пионерская дружина моей запорожской школы получила имя Павла Поповича, четвертого советского космонавта, первого украинца, слетавшего в космос. Его портрет висел в школьном вестибюле, встречая входящих лучезарной улыбкой.
Не менее лучезарными были улыбки американских астронавтов, чьи фотографии публиковались в Большой Советской Энциклопедии. Не зная, не идентифицируя того или иного персонажа, всегда можно было с уверенностью сказать: это американский астронавт. Поскольку Советский Союз имел исторический приоритет в освоении космоса — первый спутник, первый человек в космосе, первый групповой полет, первый выход в открытый космос, — у нас американские достижения освещали вполне доброжелательно. Пока американцы не совершили полет на Луну — это больно ударило по амбициям. Но до звездных войн было еще далеко, и на пути к ним были политика разрядки и ее апогей — программа «Союз – Аполлон», увековеченная в сигаретах одноименной марки.
Космонавты были героями и кумирами. О них слагали стихи и писали песни. Они были настоящими советскими селебритиз, и в силу секретности космической программы и режимности Звездного городка также были и предметом слухов и сплетен. Кто у кого увел жену, кто пьянствует, а правда ли, что Николаев и Терешкова не любили друг друга, но это Хрущев приказал их поженить, чтобы была первая в мире звездная семья, и т.п.
Но, как и во всех процессах, количество имен и фактов постепенно притупило остроту впечатлений. Если первых космонавтов практически все четко знали по именам и в лицо, то уже где-то после Шонина и Кубасова начинали путаться. Из довольно длинного информационного ряда остро выделялись катастрофы и трагедии: гибель Владимира Комарова из-за нераскрывшегося парашюта, смерть Добровольского, Пацаева и Волкова из-за разгерметизации корабля. А еще долю экзотики внесли советские полеты с участием космонавтов-иностранцев. Задолго до программ космического туризма СССР свозил в космос представителей всех стран социалистического блока, включая летчика-космонавта из Монголии по имени Жугдэрдэмидийн Гуррагча — ни выговорить, ни запомнить.
А со временем желание быть космонавтом уступило место другим прекрасным профессиям — от рэкетира до олигарха.