Россия и Германия вновь делят Европу

Нынешний парад на Красной площади оказался весьма интересным зрелищем — не столько в смысле военизированного карнавального шествия, сколько в смысле геополитического спектакля

ПАРАД ДЛЯ ФРАУ МЕРКЕЛЬ

Валлийские стрелки, американские пехотинцы и французские летчики в компании российских солдат-реконструкторов вряд ли выглядели более феерично, нежели ВИП-зрители, приглашенные Кремлем. Делегациям постсоветских республик фактически была отведена роль массовки, символизирующей возврат бывшего СССР под контроль Москвы. Представители Восточной Европы иллюстрировали возврат России в категорию геополитических тяжеловесов и вытекающие из этого претензии на собственную сферу влияния. В этом смысле показательно присутствие руководства Китая и — независимо от причин — отсутствие первых лиц США, Британии и Франции. И наконец, самое интересное — в торжествах приняла участие канцлер страны, победу над которой, собственно, праздновали. Впрочем, эта маленькая неловкость давно и успешно сглаживается политкорректным, хоть и научно неточным эпитетом "победа над фашизмом". Интрига же заключается в следующем: на фоне низкого представительства делегаций других западных государств приезд Ангелы Меркель выглядит как открытое признание существования российско-немецкого альянса.

К слову, это признание было вербализовано еще в июне минувшего года, когда глава германского МИДа Франк Вальтер Штайнмайер заявил: "Германско-российское сотрудничество — модель взаимодействия, так что обе стороны выиграют от объединения потенциалов". Вот только когда Москва и Берлин "объединяли потенциалы" в прошлый раз, это вылилось в пакт Молотова — Риббентропа, так что создание новой российско-немецкой оси является, пожалуй, одним из самых существенных и недооцененных трендов в современной политике.

Примечательно, что нынешний расцвет российско-германских отношений совпал с существенным похолоданием между Берлином и Вашингтоном. Весьма показательна в этой связи прошлогодняя история с продажей Opel. Несмотря на все просьбы Берлина, Вашингтон (Opel принадлежит американскому концерну General Motors) ничего не предпринял, чтобы спасти предприятие. Хотя на кону была не только работа нескольких тысяч немцев, но и политическая карьера Ангелы Меркель. Предложение Сбербанка оказалось как нельзя кстати, но GM вдруг передумала продавать убыточный актив, сославшись на улучшение прогнозов для авторынка. Эта история тоже была иллюстрацией формирования нового политического альянса в Европе, а главное — признанием такого формирования со стороны США.

Впрочем, признаков если не создания оси Москва — Берлин, то их специфического взаимопонимания за последние годы накопилось достаточно. К примеру, в ходе последнего российско-украинского газового конфликта Германия фактически стала на сторону России. В целом же примечательно, что каждый раз, когда Россия прибегала к газовому "оружию", отрезок трубопровода Ямал — Европа, идущий через Польшу в Германию, всегда работал без перебоев — несмотря на натянутые (до недавнего времени) отношения Кремля с Варшавой. Это явное свидетельство особых отношений между Москвой и Берлином. Еще более красноречивым было и странное молчание Германии в ходе российско-грузинской войны.

Интересно также, что за встречами руководства России или Германии с американской администрацией каждый раз следует общение между Москвой и Берлином. Складывается впечатление, что российское и немецкое руководство согласуют свои позиции в диалоге с Вашингтоном. Между тем последнему все труднее находить общий язык с немцами. Трения возникали по множеству вопросов — от операции в Афганистане до мер борьбы с глобальным финансовым кризисом, тюрьмой Гуантанамо и принципов отношений с Москвой. Этот раскол особенно ярко проявился летом прошлого года, когда президент Барак Обама едва нашел время для встречи с Ангелой Меркель по дороге во Францию на празднование 65-й годовщины высадки союзников в Нормандии. К слову, российской делегации на торжествах не было.

ГЕРМАНИЯ ВОЗВРАЩАЕТСЯ

Американо-германские разногласия отнюдь не мимолетны. Они являются результатом процессов, начавшихся после объединения Германии в 1989 году и сейчас достигших апогея. Последние двадцать лет Германия потратила на переформатирование своей репутации на международной арене и превращение в экономического, военного, демографического и геополитического лидера континента. Трения Берлина с Вашингтоном — это симптомы длительного тренда: Германия выдвигается на ключевые позиции в Европе, тем самым создавая трудности для США. Шесть десятилетий Америка прилагала немалые усилия, чтобы предотвратить появление единой мощной политической сущности, способной заблокировать американские интересы в регионе. А Германия постепенно движется именно в этом направлении.

В силу географических обстоятельств — отсутствия серьезных естественных преград — вплоть до 1945 года стратегические интересы германского государства были довольно просты: использовать дипломатию и экономическое могущество, чтобы избежать войны на несколько фронтов, а в случае, если конфликт представляется неизбежным, начинать первому, нанося превентивный удар по своему усмотрению. Эта парадигма усилиями извне была изменена только после Второй мировой войны. Тогдашняя система безопасности строилась на предположении, что если соседи Германии будут членами одного с ней клуба, то Берлину не придется наращивать военный потенциал. Варшавский договор, НАТО и ЕС такими клубами стали. Правда, здесь проявилась существенная диспропорция — подчиненное положение разделенной Германии в военных блоках и в отношениях с победителями в целом с лихвой компенсировалось тем фактом, что экономика ФРГ стала становым хребтом европейской интеграции. Такое положение вещей сохранялось вплоть до конца минувшего века. ФРГ предоставляла львиную долю финансирования на проекты Единой Европы в годы "холодной войны", причем без надежд на возврат инвестиций. После ее окончания Германия сама оплачивала свое объединение, параллельно продолжая финансирование ЕС. Когда пришло время создания валютного союза, дойчмарка стала основой и страховкой для евро. Немало марок было потрачено на защиту более слабых европейских валют в первое время создания обменных механизмов в начале девяностых. Многие государства будущей еврозоны отплатили Берлину искусственной дефляцией своих валют ради конкурентных преимуществ перед Германией.

Но теперь Германия стала "нормальной" страной, не склонной к альтруизму ради всеобщего блага. Здесь и заключается парадокс: фундаментом ЕС была Германия как раз "ненормальная", лишенная возможности проводить собственную политику. Решение по Греции стало сигналом, что Берлин больше не намерен жертвовать своими геополитическими интересами ради остальных членов Евросоюза. Фактически это очередная заявка на доминирование в Европе.

Москва учитывает это и ведет себя соответственно. В отличие от США, Россия приняла тот факт, что Германия вернула себе роль лидера региона. Тем более что, как и в прошлом, необходимым условием такого лидерства являются как раз хорошие отношения с Москвой. Альянсы между Германией и Россией всегда носили характер стратегического партнерства, хотя Берлин и Москву в любой период времени трудно назвать близкими друзьями — скорее речь шла о взаимном опасении. И Союз трех императоров, и Рапальский договор, и пакт Молотова — Риббентропа позволяли обеим странам сосредоточиться на других проблемах. Для Германии такой проблемой всегда было соперничество с Францией. Это соперничество никуда не делось и теперь; по мере возникновения институциональных кризисов ЕС и возвращения примата национальных держав в рамках союза оно будет возрастать. Сейчас именно консолидированная франко-германская позиция определяет его курс — собственно благодаря ей Евросоюз обрел собственную внешнюю политику. Однако по мере похолодания отношений между Берлином и Вашингтоном роль ключевого партнера США в континентальной Европе все больше будет осваивать Париж. Фактическое восстановление полноценного участия Франции в НАТО тому свидетельство.

Для Германии же членство в евроатлантических структурах выглядит обременительным. Будучи членом альянса, она, по сути, не принимала самостоятельного решения о вступлении в него. Но безопасность Германии сейчас в значительной мере зависит и от России. Вспомнить хотя бы тот факт, что более 60% потребляемого ею газа имеют российское происхождение. Так что Берлин отнюдь не является сильным звеном НАТО, и увеличение его роли в альянсе естественным образом ослабляет позиции этой структуры. А конструирование новой европейской системы безопасности вместе с Россией, возможность которого всерьез обдумывает немецкое руководство, нивелирует значение НАТО в Европе в целом.

НОВЫЙ РАЗДЕЛ ЕВРОПЫ?

Британия всегда стремилась использовать Центральную и Восточную Европу (ЦВЕ) для предотвращения чрезмерного сближения Москвы и Берлина. Теперь ту же политику продолжают США. Так что вполне закономерно, что для России, которая в свою очередь ищет способы противодействия союзникам Вашингтона у своих рубежей, Германия становится естественным выбором. Как и Россия, Германия устала от американского присутствия в Европе. Помимо того, что Британия традиционно является ближайшим союзником США, а Франция вернулась в НАТО, Вашингтон наладил партнерские отношения со многими странами ЦВЕ, и это мешает немецкому доминированию на континенте. Так что Германии приходится думать о том, как сбалансировать американское присутствие. Характерно, что в этом ее интересы совпадают с французскими: Парижу нужна роль ведущего партнера Вашингтона, но никак не проводника его политики. Это особенно четко проявилось в ходе августовской войны. Николя Саркози не просто сдал Грузию (да и все постсоветское пространство) России. Франко-германский тандем продемонстрировал Восточной Европе, что США — ненадежный партнер. Позиция Франции и Германии отчетливо показала уязвимость не только стран региона, но самих США, которые не хотят и не могут выполнить свои обязательства перед государствами, которые ключевые фигуры американского политикума, в том числе и президент, неоднократно называли стратегическими партнерами. И хотя в действительности Вашингтон предпринял немало усилий, чтобы минимизировать последствия войны, лавры усмирителя России достались Саркози. Кроме того, именно его активная позиция и сдержанно пророссийская — Меркель — привели к росту антиамериканских настроений в Европе, где кавказские события расценили как сигнал об упадке американского могущества. Во всяком случае, теперь везде, где ЕС и США ведут совместные действия, каждый из них старается потеснить партнера.

Для Центральной и Восточной Европы, включая Украину, это плохие новости. По мере обретения Евросоюзом черт геоэкономической Германской империи и восстановления российского влияния новый раздел ЦВЕ между Берлином и Москвой выглядит вполне логичным. Не без немецкого содействия Вашингтон потерял инициативу на всем постсоветском пространстве. Нынешний курс Украины и события в Киргизии — лишние тому свидетельства, как и стремление Грузии возобновить диалог с Москвой. Однако вероятная попытка Вашингтона отыграть утраченное в Восточной Европе внесет новый элемент нестабильности в регион. В треугольнике Россия-Германия-Польша на данный момент нет неразрешимых противоречий. Хотя Варшава будет и дальше играть роль enfant terrible Евросоюза, пятого раскола Польши уже не случится — в этом не заинтересован ни один из геополитических игроков. Но вероятная линия напряжения может пролегать восточнее. Это означает, что сценарий дробления Украины рано исключать из числа угроз нашей безопасности.

По материалам "Комментарии".