Славное дитя

Писано о нём было не только восторженно, но и уничижительно и, что должно быть особенно досадно его поклонникам, - вскользь. И, что ещё хуже для них, - во многом справедливо. Крупнейший экономист ХХ века Людвиг фон Мизес, например, отнёс его к социальным писателям-романтикам, что само по себе – суровый приговор.   Вся мировая социальная литература за время своего не так уж, к счастью, долгого существования – каких-нибудь двести лет занималась тем, что пробуждала чувства и затемняла умы. Чувства, разумеется, добрые – к бедным и злые – к богатым. «Для них богатый плох потому, что богат, а бедный хорош потому, что беден», - язвит Мизес об этих писателях. От них-то и рождался социализм не только в головах доверчивых читателей, но и в их сердцах, где он держится дольше всего. Дело в том, что гнев на угнетателя трудно отличить от зависти, а жажда справедливости вообще служит самой надёжной маскировкой для этой матери всех пороков, как выражался Григорий Савич Сковорода вслед за Писанием.    Однажды Сесси Джуп, обездоленная ученица образцовой английской школы («Тяжёлые времена») услышала от учителя вопрос, сколько процентов составят 500 утонувших людей, если всего было 100 тысяч морских путешественников.  Ответ Сесси с тех пор умиляет человеколюбцев на всех континентах, как никакой другой литературный эпизод. «Славное дитя» сказало, что для людей, потерявших близких в морской пучине, не существует никаких процентов. Для голодных тоже не имеет значения, какой процент составляют они относительно сытых. Не под влиянием ли этой душещипательной сцены Достоевский вложил в уста Ивана Карамазова знаменитое рассуждение, стоит ли счастье человечества одной слезинки ребёнка? Мизес, в свою очередь, замечает, что всё это трогательно, но историйка  высосана из пальца, чтобы разжалобить читателя. Такие штуки всегда допускаются за счёт правды жизни. Вложенные в уста девочки пошлости, пишет Мизес,  не могут умалить достижений капитализма, благодаря которым неуклонно сокращается  число как голодающих, так и тонущих. Классик-экономист отказывается простить писателю-классику то, что «вместе с другими менее одарёнными рассказчиками романтического направления он привил миллионам людей ненависть к утилитаризму и капитализму». Капитализм первых его шагов  жесток, но это жестокость природы, а социализм с его не только жестокостями, но и нелепостями – продукт извращенного ума и безответственности, в чём, по Мизесу, повинны только  интеллектуалы всех времён и народов. Капитализма никто нигде не внедрял – он вырастал из повседневных отношений свободных производителей и потребителей. Социализм, будь то советский, кубинский или шведский,  всегда и везде внедряется чьей-то глупой, романтически-взвинченной волей. «Социалистические утверждения так же пусты и неосновательны, как высказывания магов и астрологов… Это неверно, что  массы страстно тянутся к социализму и что сопротивляться им невозможно. Массы благосклонны к социализму, потому что верят социалистической пропаганде интеллектуалов. Интеллектуалы, а не простой люд, формируют общественное мнение… Интеллектуальные лидеры народов породили и распространили заблуждения, которые поставили на грань исчезновения свободу и саму цивилизацию Запада».