Пропавшее слово

Это слово служило пропуском в печать. В 1990 г. уже можно было обойтись без него, но, например, в послесловии к изданному в тот год «Замку»  читаем: «В торговом предприятии отца-деспота, третировавшего своих служащих, Кафка видел, как складываются отношения в буржуазном обществе» - читаем и понятливо киваем головой: заинтересованным лицам  потребовалось 20 лет, чтобы протолкнуть перевод этой вещи сквозь советскую цензуру. У них, наверное, и сегодня не поднялась бы рука вычеркнуть  «язвы капиталистического производства». Пропуска уже не требуют, но на всякий случай показываем… Упомянутые же язвы, мол, раскрыла  Кафке его служба в страховом ведомстве. Ведомство, между прочим, занималось страхованием рабочих от несчастных случаев на производстве. Это – в начале прошлого века! Но тогда Кафка сам говорил: «Как унижены эти люди! Они приходят к нам с просьбами, вместо того чтобы разнести контору вдребезги». Ради справедливости напомним себе, что Ленин и Горький, в сущности, пасли задних. Обличать буржуазность  начали западные романтики, высокоумные и восторженные босяки, занявшие почётные полки европейских библиотек, - от Руссо до Гамсуна. Следовать их примеру стало признаком широкой натуры и/или тонкой душевной организации. Им было нестерпимо, что  буржуа не знает другого мерила успеха,  кроме денег, что он охотнее исполняет обряды, чем заповеди, что у него незамысловатые вкусы.  Первым признаком начавшегося отрезвления было народное изречение: что смотришь, как Ленин на буржуазию? Вождь вдруг превратился в символ беспричинной, то есть, стыдной, как дурная болезнь, злобы. Борцы за народное счастье верили, что можно создать такое общество, в котором не нужны будут ни деньги, ни сам труд – всё будут делать машины, а людям останется петь да плясать в обстановке повального братства. Эта вера родила великие подвиги и не меньшие преступления, но не изменила законов общественного сотрудничества, сводящихся к простому и всем понятному: ты – мне, я – тебе. Люди в конце концов просто выдохлись в попытках обойтись без буржуя или превратить его в ангела во плоти. Стало ясно, что без него не жизнь, а он как был, так и будет буржуем: простым, не подверженным ни просвещению, ни просветлению, предприимчивым, ловким  тружеником-эгоистом. …Самыми кровожадными оказывались те, что мухи не обидят, - поэты. Буржуїв за буржуями Будем, будем бить!  И кто-то ещё думает, что у истории есть какой-то смысл.