Пыжиковая шапка как лавровый венок

Истина, как обычно, находится посередине. Всяко бывало в стране советской. И разные моменты с течением времени воспринимаются в ином свете. Как и феномены новой, типа свободной эпохи.

Но такая вещь, как система почетных званий и членство в творческих союзах как единственная возможность профессионально заниматься искусством, у подавляющего числа людей вызывала и вызывает отношение скептическое и сатирическое. Михаил Веллер в книге «Мое дело» ярко описывает, как в 1974 году директор ленинградского ПТУ при приеме на работу, услышав, что соискатель учительского места в свободное время пишет, не являясь при этом членом Союза писателей, в гневе кричал: «Кто вам разрешил писать? Или вы Солженицын?» А за сорок лет до этого Михаил Булгаков в «Мастере и Маргарите» раскрыл эту тему устами Коровьева: «Чтобы убедиться в том, что Достоевский — писатель, неужели же нужно спрашивать у него удостоверение?

Да возьмите вы любых пять страниц из любого его романа, и без всякого удостоверения вы убедитесь, что имеете дело с писателем. Да я полагаю, что у него и удостоверения-то никакого не было!» И еще один Михаил — Шолохов — на IV съезде Союза писателей СССР (1967) с иронией сказал: «Передо мной выступал председатель тульской областной организации и не без гордости доложил, что у них сейчас насчитывается 25 писателей. Это большое достижение, потому как до революции во всей Тульской губернии был всего один писатель — Лев Толстой».

Как часто в молодые годы мы в компаниях, как сейчас принято говорить, стебались над этими формальными показателями принадлежности к искусству, над званиями, которыми нередко венчали черт знает кого. Был ли Пушкин членом Союза писателей, Крамской — членом Союза художников, а Чайковский — членом Союза композиторов? Почему Роберт Де Ниро не является народным артистом США, а Мишель Легран — заслуженным деятелем культуры Франции? Как же так? Как они обходятся без всех этих корочек и цацек — удостоверений и значков, дающих в нашей стране доступ к закрытым для простых смертных благам и возможностям?

А ведь у нас эти дела часто были вопросом первостепенной важности, жизни и смерти. Страсти вокруг принадлежности к определенной писательской касте блестяще описали Григорий Горин и Владимир Войнович в пьесе «Кот домашний средней пушистости», по которой был поставлен кинофильм «Шапка». В зависимости от веса в литературной среде тот или иной писатель имел право приобрести дефицитную шапку из строго определенного меха — пыжика, ондатры, сурка, кролика, кота. Шапка становилась социальным маркером значимости литератора не хуже, чем погоны на военном мундире. И никакие музы и Пегасы тут места и значения не имели.