Секрет выживания аристократии

Современная Европа — это не только мульти­культурализм, электронные правительства, гендерные революции и новейшие достижения науки и технологий на каждом шагу. С характерными чертами XXI века соседствуют, как кажется со стороны, вовсе средневековые пережитки в виде аристократического землевладения, пышных титулов и странных обычаев.
"k:" поинтересовались, за счет чего выживает европейская аристократия, чем полезно ее присутствие в классовой структуре общества и почему украинский "неофеодализм" не стал почвой для зарождения собственного аристократического класса.

Недавняя смерть в Мадриде на 89‑м году герцогини Альба (полное имя — Мария дель Росарио Каэтана Альфонса Виктория Евгения Франциска Фитц-Джеймс Стюарт и Сильва), известной как самая титулованная в мире аристократка, снова возбудила в мире интерес к потомкам древних родов. Особенно после того, как СМИ сообщили, что герцогиня Альба оставила своим детям не только титулы, но и наследство, оцениваемое в 2,8 млрд. евро. В частности, три дворца в Мадриде, Севилье и Саламанке и коллекцию картин Гойи, Веласкеса, Мурильо, Рембрандта и Рубенса. Для нас, обитателей постсоветского пространства, удивительно, как герцогиня, словно нож сквозь масло, прошла, не утратив впечатляющее богатство, через все политические режимы, установившиеся в Испании в течение минувшего века, включая гражданскую войну и диктатуру генерала Франко.

Но в том-то и дело, что даже самые жестокие западные диктатуры, включая немецкий национал-социализм, отрицавший самое право на жизнь целых наций, в целом не посягали на священное для западного общества право частной собственности. Именно это и позволило аристократии выжить. Правда, теперь она предпочитает, в отличие от своих давних предков, не слишком афишировать богатство и влияние. Хотя само богатство до сих пор осталось в некоторых странах весьма существенным.

Кто владеет Лонддоном?

Лучше всего тезис "современная аристократия предпочитает оставаться в тени" можно проиллюстрировать тем фактом, что большая часть земли в центре Лондона и по сей день принадлежит нескольким британским лордам.

Так, например, иностранные (и украинские) миллиардеры, покупающие недвижимость в престижных лондонских районах Мэйфэр, Найтсбридж и Белгравия, могут приобрести ее лишь с правом долгосрочной аренды земли, на которой стоит дом. А принадлежит эта земля Джеральду Кавендишу Гросвенору, шестому герцогу Вестминстерскому и виконту Белгравии, получившему ее в наследство по долгой цепочке, которая начинается с Томаса Гросвенора, женившегося в 1677 году на некоей Мэри Джонс. Двести с небольшим гектаров тогдашней лондонской окраины были ее приданым.

Даже посольство США расположено в Лондоне на земле, принадлежащей Гросвенору. А его компания Grosvenor Group и во второй половине ХХ века продолжала приумножать огромные богатства рода, покупая и перепродавая превращенные в офисы и многоквартирные дома аристократические особняки в центре Лондона, стоимость которых стартует от цифр с семью нулями.

Гросвенору принадлежат и большие территории в Чешире и Шотландии, а всего его земельные владения оцениваются в сумму более десяти миллиардов долларов. При этом шестой герцог Вестминстерский — хоть и самый богатый, но лишь один из многих британских землевладельцев-аристократов, которым в Великобритании и сегодня принадлежит треть земельных угодий страны.

Земля в обмен на власть

Земля и престижная недвижимость были и остаются главным активом европейской аристократии. Их несильно затронули даже политико-экономические преобразования, проходившие в разных странах в результате установления там тоталитарных режимов. Пришедшие в 1933 году к власти в Германии нацисты почти целиком оставили аристократии прежние земельные владения. То же произошло в Италии при Муссолини, в Испании при Франко, в Португалии при Салазаре. Исключение составили лишь страны бывшего социалистического лагеря, где происходила конфискация земель и недвижимости аристократов, породившая в 90‑е годы прошлого века далеко не везде решенную до сих пор проблему реституции. И одной землей дело не ограничивалось.

Так, например, во франкистской Испании аристократия контролировала до конца 60‑х годов прошлого века банки, обслуживавшие 80% находящейся в частной собственности промышленности страны.

Однако как бы в обмен на неприкосновенность собственности аристократия с каждым годом все больше сдавала позиции в политическом управлении страной. Даже в чтящей традиции Великобритании в 1999 году реформировали и без того мало что значащую в реальной политике палату лордов, оставив в ее составе лишь 10% наследственных пэров. Остальные 90% мест заняли новоиспеченные аристократы, получившие от королевы титул без права передачи его по наследству.

От журналистики до королевы

Сегодня пути вхождения в аристократию изменились во всех странах. Если в прошлые века аристократы всячески избегали мезальянсов, сейчас они не редкость. Два самых известных примера — американская актриса Грейс Келли, вышедшая замуж за князя Монако Ренье III, и жена нынешнего короля Испании Летисия Ортис Рокасолано, которая благодаря браку с тогдашним наследником престола Филиппом VI превратилась из простой телевизионной журналистки в королеву-консорт Испании Летисию. Впрочем, иногда общество и закон требовали от аристократов заплатить за любовь отказом от власти — как, например, от британского короля Эдуарда VIII, которому пришлось в 1936 году отречься от престола, чтобы жениться на разведенной гражданке США.

Не посягало западное общество лишь на собственность. В Германии, например, где титулы были отменены еще в 1918 году, оставив после себя лишь приставку "фон" к фамилии, потомки аристократических семей и сегодня владеют имуществом предков (правда, не могут его продать, если оно внесено в список культурного наследия). В Италии владельцы дворцов нередко превращают их в частные музеи и гостиницы. То же происходит и во Франции. И ничего, что туристы, которых иногда обслуживают потомки древних родов, путают их с прислугой. Для себя самих они остаются частью той касты, которая когда-то владела всем миром. И пусть этот мир ужался до размеров обветшалого деревенского замка, но это их замок. Как гласит французская пословица: "Мой стакан мал, но я пью из своего стакана".