Бестселлеры июля

Александр Иличевский. Математик. — М.: Астрель, 2011

С главным героем книги "Математик" Максимом Покровским мы встречаемся в самолете, выполняющем рейс Амстердам — Пекин: гений направляется в Китай на церемонию вручения самой престижной для людей его профессии награды — премии Филдса. Но то, что должно было бы вызвать гордость за свои достижения, инспирирует в Покровском дух бунтарства. Он все больше пьет и все меньше думает о теоремах. Его полностью захватывает великая идея — усилить алгеброй генетику, чтобы научиться воскрешать мертвых. И не имеет значения, где чьи кости зарыты и где чей пепел развеян. "У Бога все живы" — тезис, который представляется Максу непреложным.

Такой зачин Иен Макьюэн мог бы развить в трагедию, Кристофер Бакли сделал бы из этого комедию, а Бернар Вербер превратил бы в фантасмагорию. Автор "Математика" Александр Иличевский отказывается придерживаться законов определенного жанра. С семейной драмы он переключается на воспитательный роман, от road novel переходит к сценарию документального кино, посвященного советским альпинистам Абалаковым. Последние неслучайно занимают около четверти объема книги: писатель организует свой текст исключительно с помощью пространных метафор. Их связка (математика — вершина — пределы возможного — смерть — воскрешение) и удерживает перегруженную многочисленными странствиями Покровского конструкцию романа. Путешествие наконец возвращает математика в родной город, к матери, с которой Макс не мог найти общий язык. Круг почти замкнулся, но Иличевский — тот еще хитрец! — вместо жирной финальной точки ставит знак вопроса. Как бы приглашая к продолжению диалога. Через некоторое время, когда будет создан новый роман о поисках своего предназначения.

 

Тимофій Гаврилів. Між тоді і тепер. — Л.: Кальварія, 2011

Вместо того чтобы заключить роман Тимофея Гаврылива "Чарівний світ" в твердый переплет и издать одним томом-кирпичом, издатели поступили мудро: напечатали текст тремя отдельными частями, дав нам возможность привыкать к постмодернистским кунштюкам автора постепенно, не спеша. А то, что для знакомства потребуется время, становится ясно, как только выясняется, что линейным повествованием здесь и не пахнет. Написанная в форме дневника вторая часть "Тоді" рассказывает о компании бомжей и о вещах, которые с ними происходят. В частности, о случае, который позволил главному герою отправиться в нелегальную эмиграцию — этот вояж состоялся перед началом первой части "Тепер". Последний раздел "Між тоді і тепер" буквально соответствует своему названию, перекидывая мостик от приключений взрослого героя к его детству, юности и жизненным университетам.

Гаврылив, в распоряжении которого оказались экстраординарные персонажи (согласитесь, бездомные нечасто попадают в поле зрения наших литераторов), мастерски чередует стилистические приемы, путает следы сюжетными ответвлениями, удобряет текст иронией и не позволяет своим героям произнести ни единого грубого слова. Наоборот, его бродяги интеллигентно рассуждают о Боге, об утилитарности сигарет, существовании души, Фаусте и Рафаэле, генеалогии тюльпанов. Представители не ограниченного полом, стенами и потолком "иного мира", они замечают то, на что не обращают внимания озабоченные будничными мелочами владельцы крыши над головой. Идти по их стопам необязательно, но прислушаться к ним стоит.

 

Ян Пауль Гінріхс. Міф Одеси. — К.: Дух і Літера, 2011

Славист Ян Пауль Гинрихс в последние годы специализируется на литературных образах восточноевропейских фатальных городов. В перечень заинтересовавших голландца урбанистических образований попали и два украинских города — Львов и Одесса. В случае с Южной Пальмирой ученый не стал изобретать велосипед, он ограничился первой половиной ХХ века и именами писателей, которые не только биографически, но прежде всего творчески связаны с "Жемчужиной у моря". Иван Бунин, Исаак Бабель, Константин Паустовский, Илья Ильф, Евгений Петров, Валентин Катаев, Юрий Олеша посвятили ей немало художественных произведений, поэтических строк, дневниковых заметок — они и создали миф об Одессе, который выходит далеко за пределы жизнеописаний отдельных личностей.

В интерпретации Гинрихса Одесса — точка отправления, откуда Российская империя налаживала контакты с широким миром; место, где рождаются не граждане, а готовые эмигранты; декорация, для изображения которой каждый выбирает свои цвета. Бунин, например пишет ее контрастными красками — в этом городе он испытал муки безумной страсти, а впоследствии именно здесь чувствовал почти животный страх по отношению к новой власти, которую категорически не принимал. Яркие и чистые краски приберег для своей комичной Одессы Жванецкий 20-х годов — Исаак Бабель. Зато Паустовский использовал серую палитру — гражданская война пригнала его в город, а голод через несколько лет выгнал из него. Сколько литераторов, столько и мифов, вместе они определяют харизму многоликого города.

 

Юкіо Місіма. Заборонені барви. — Х.: Фоліо, 2011

Пережив несколько неудачных любовных приключений, пожилой писатель Сюнсуке Хиноки вынашивает стратегию мести, орудием которой планирует сделать чрезвычайно красивого юношу Юити. Свой замысел прозаик чертит, как схему романа, где каждому действующему лицу отведена определенная роль: Юити должен влюблять в себя женщин, которые пренебрегли чувствами Хиноки, и достигнув желаемого, оставлять несчастных наедине с их переживаниями. В свою очередь, литератор будет издали наблюдать за ходом событий, наслаждаясь расплатой. Нетрудно догадаться, что жизнь вносит в этот проект свои коррективы, и он невероятно усложняется. Прежде всего из-за того, что побывать в объятиях прекрасного Юити стремятся не только представительницы слабого пола, а он никому не отказывает, постепенно отдаляясь от кукловода и начиная руководствоваться собственными расчетами.

Хронологически "Заборонени барвы" Юкио Мисимы расположены между наиболее известными его произведениями "Исповедь маски" и "Золотой храм", поэтому не удивляемся подобию главных мотивов — любовь-смерть, восхищение красотой, гомосексуализм. Отличие в том, что этот роман испытал влияние Оскара Уайльда, и аналогию Дориан Грей — Юити, лорд Генри — Хиноки не увидит разве что слепой. Но более важно другое: "Заборонени барвы", по-видимому, наименее динамичная книга Мисимы. Однако когда все тайное становится явным, осознаешь правоту писателя: качественное злодейство, как и по классическим канонам сделанный текст, спешки не терпит.

 

Робер Мюшамбле. Оргазм і Захід. — К.: Темпора, 2011

Робер Мюшамбле с ходу сообщает: в труде "Оргазм и Захид", который имеет подзаголовок "История удовольствия от XVI века до наших дней", он ограничивается темой сексуальности, оставляя за скобками такие формы наслаждений, как чувственность эстетические радости, блаженство духовной жизни, гастрономию. Только плотская сфера интересует профессора, поскольку противостояние между личными желаниями и общественными потребностями на протяжении последних 500 лет он трактует как основу оригинальности европейцев. Проще говоря, чем больше церковь и(или) государство терроризировали индивидов моралью, тем интенсивнее развивались или таланты (художественные практики), или агрессия (война, завоевание новых земель, международная торговля). Все то, что отвечает за движение вперед.

Мюшамбле выделяет три значительных этапа сексуальной эволюции, начиная от Возрождения: XVI–XVII века (эротичные удовольствия тесно связаны с грехом); викторианские 1890–1960-е (сексуальность как серьезная болезнь); эра удовольствия — от 1960-х и до наших дней. Приводя многочисленные исторические примеры и опираясь на художественные, философские, экономические, медицинские документы, исследователь показывает, как контроль над желаниями в наше время превратился в свою противоположность — в течение всего прошлого века мы дрейфовали в сторону диктата желаний. И, похоже, сегодня уже приплыли: тирания оргазма вынуждает западного человека потеть в спортзалах, мучиться на кушетках у психоаналитиков, придерживаться здорового способа питания — насильственно совершенствовать себя, чтобы не потерять телесную привлекательность. Welcome to Europe!

Фото: ShutterStock

Читайте Comments.ua в Google News