Элита есть, элитарности не предвидится

Слова "граф", "герцог", "маркиз", "барон" — точно не славянского происхождения. "Царь" — искаженное латинское заимствование, "князь" — древнегерманское, и даже, казалось бы, исконно­посконный "боярин" пришел в наш язык из булгарского — то есть тюркского языка. Сегодня подобные изыскания интересны разве что лингвистам, а в свое время такие наблюдения стали основой для теорий о том, что славянам вообще было чуждо классовое неравенство и, соответственно, феодализм был принесен на Русь всякими чужеродными элементами. Идеи правят миром: русская революция, снесшая всех этих чужеродных графьев, стоила нескольких миллионов жизней.

Вопрос далеко не теоретический. На каком основании одни люди считают себя выше других "по праву происхождения" — проблема настолько же древняя, как и сама история человечества. "Когда Адам пахал, а Ева пряла, кто был тогда дворянином?" — Джон Болл, бродячий проповедник, задавал этот вопрос английским слушателям еще в XIV веке — ирония судьбы в том, что в Британии и по сей день уживаются и класс лендлордов, и одна из наиболее совершенных систем народовластия. А миллиардеры постсоветского пространства споры между собой предпочитают решать при посредничестве именно британского правосудия.

Об отечественных миллиардерах еще пойдет речь. Но прежде следует еще немного покопаться в терминологии. В частности — понять, в чем разница между "элитой" и "аристократией".

Элита — термин вневременный и даже внеклассовый. Элита существует в любом обществе, вышедшем из состояния первобытности. Следует понимать, что термин "элита" — из области чистой социологии и никаких оценочных суждений не несет. "Бароны­разбойники" и одуревшие от крови комсомольцы 30‑х — это тоже элита, пригодная для соответствующих исторических обстоятельств. В наших реалиях к элите (политической и экономической) можно без зазрения совести причислять Игоря Коломойского и Рината Ахметова, Петра Порошенко и Сергея Левочкина. Вопросы о том, почему эти персоны считаются элитой, стоит смело переадресовывать самому обществу.

С термином "аристократия" все намного сложнее, и здесь следует сказать спасибо системе образования (и советской, и постсоветской), которая для простоты вбивала в головы школьников некий усредненный образ "помещика", "барина", "пана".

Но пан пану рознь, да еще какая. Алексей Вронский — аристократ, а Алексей Каренин — тоже из знати, но выслужившийся дворянин. Слуга Обломова гордится тем, что его барин — из "столбовых", и Пушкин, воспроизводя свою родословную, не на "арапе" зацикливался. Дворянство, как бы странно это ни прозвучало, — дело наживное. Элтон Джон — дворянин, и Мик Джаггер, и Пол Маккартни. Дед Михаила Кутузова — всего лишь капитан, отец — генерал­поручик, а сам Михаил Илларионович — стал светлейшим князем, и титул передал уже по наследству. А аристократия всегда связана с землей, с рентой, с ленными владениями.

Аристократии проще и вот почему. Наследные титулы и унаследованные владения, земельная рента и положение в обществе снимают вопросы об обеспечении потребностей низших четырех ступеней "пирамиды Маслоу": можно сразу задумываться о потребностях в познании мира, в поиске эстетических идеалов и развитии личности.

Мысль почти крамольная с точки зрения идеалов Liberte, Egalite, Fraternite — но именно твердые гарантии права собственности и становились залогом того, что представители аристократических семей задавали культурный тон Европы. Да, не все: кто­то спивался, кто­то тонул в пучине разврата или наркотическом угаре. Но общий баланс сводился в пользу аристократов, если вопрос собственности не ставился под сомнение. Воробьянинов работал скромным делопроизводителем, потомки условных "Голицыных и Оболенских" стали парижскими таксистами, а Мальборо и Альба — и поныне герцоги. Не спились, не затерялись, не выродились.

Потому­то появлению украинской аристократии мешает нестабильность в отношении права собственности. Да, потребуется несколько поколений, прежде чем потомки миллиардера из "90‑х" отшлифуются до уровня сверстников­лордов. Но это как раз дело именно что наживное. Для начала условным потомкам придется принять в наследство и передать по наследству нечто, позволяющее им не беспокоиться о проблемах выживания, безопасности и признания. Пока претендентам на аристократизм приходится обзаводиться собственностью все в той же Британии, там же обучать отпрысков и продолжать жить с мыслью о временности собственного положения: в Украине никто не застрахован ни от чего — 2014‑й подтвердил.

Любопытно вот что: процесс наделения украинской элиты собственностью продолжается третье десятилетие. Предприятия, месторождения, тысячи гектаров сельхозугодий и участки под элитную застройку в буквальном смысле слова были розданы "новым феодалам" где с легкой руки президентов, где при их снисходительном попустительстве. С точки зрения истории — феодализм чистой воды. Но, увы, без аристократов.