Благие намерения: как вырождается демократия

…Вот краткое изложение истории некой страны. В 1917 году в ней происходит революция, наделившая крестьян землей, отделившая церковь от государства и гарантировавшая рабочим достойные условия труда. Вследствие ожесточенной постреволюционной борьбы к власти приходит левая партия, фактически монопольно управлявшая страной 70 лет, за это время несколько раз сменившая название и идеологическую начинку, но неизменно декларирующая приверженность "идеалам революции". В 30‑е годы лидер этой партии проводит в стране коренные преобразования, последствия которых ощущаются до сих пор.

В 90‑е, под давлением глобальных геополитических обстоятельств, страна принимает решение о вхождении в экономический союз с более развитыми соседями — странами рыночной экономики. Начинается тяжелый экономический кризис, дан старт массовой миграции трудоспособного населения к более благополучным соседям. В нулевые в стране проходят президентские выборы, в результате которых один из кандидатов опережает другого буквально на доли процента — и миллион протестующих выходит на столичные улицы. Выигравший выборы президент принимает решение о начале масштабной силовой операции в отдельных регионах с привлечением армии и правоохранителей, в результате которой…

Как несложно догадаться, речь о Мексике. Параллелей с Украиной, возможно, не так уж и много, но они заметны.

Тяжкое наследие народовластия

Общих черт будет еще больше, если вспомнить, что Мексика пережила свой период борьбы за независимость — правда, еще в XIX веке. Что интересно, желая подчеркнуть свой разрыв с метрополией, Испанией, мексиканцы в качестве образца для создания национальной политико-правовой системы брали наиболее передовые на тот момент Гражданский кодекс Наполеона и Конституцию США (а не испанское право). Это не спасло страну от левых экспериментов (что, впрочем, характерно для многих стран в начале минувшего века), но в стремлении следовать идеалам демократии мексиканцы в итоге оказались даже "святее папы римского". Речь идет об изюминке местного законодательства — запрете на переизбрание на второй срок подряд на любую выборную должность.

Ни президент, ни "голова" самой захудалой мексиканской деревни не могут дважды занимать свой пост. Лозунг "Sufragio efectivo, no reeleccion" ("Подлинное право выбора, нет перевыборам") вбит в политическую культуру Мексики на уровне подкорки. Кроме шуток: эти слова можно встретить на ряде официальных государственных бланков, никак не связанных с выборами.

Еще в конце XIX — начале XX века мексиканцы пережили период фактического единовластия — восемь раз подряд главой государства избирался генерал Порфирио Диас. "Успехи" его режима, длившегося четверть века, и спровоцировали революцию и гражданскую войну 1910–1917 годов, повлекшую гибель, по разным оценкам, от 500 тыс. до 2 млн. человек.

Пришедшие к власти революционеры, как и положено, пережили этап междоусобицы, подавления контрреволюции, ожесточенной внутренней борьбы за власть и… поиска ответа на вопрос, как совмещать принцип "нет перевыборам" с революционной диктатурой. Ответ нашел Ласаро Карденас, президент страны в 1934–1940 годах (его реформы едва не превратили Мексику в соцстрану — но, подорвав позиции латифундистов и иностранного капитала, Карденас невольно способствовал развитию отечественного капитализма). Так вот, Карденас сделал ставку на власть правящей партии (нынешнее ее название — Институционно-революционная партия — ИРП), не ставя под сомнение ни принцип многопартийности, ни принцип непереизбрания.

Так до начала XXI века в Мексике установился режим, получивший название "полуторапартийный". ИРП каждые шесть лет, в точном соответствии с конституцией, выдвигала нового кандидата в президенты, неизменно побеждавшего на демократических выборах. Легально существовали (и даже финансировались за госсчет!) оппозиционные партии левого и правого толка, чьи политические претензии ограничивались несколькими местами в парламенте и должностями в местном самоуправлении на уровне сельских муниципалитетов. Но с формальной точки зрения с демократией был полный порядок: мексиканские университеты пользовались автономией, которая, пожалуй, и не снилась современным украинским вузам; существовала относительная свобода печати; а профсоюзное движение процветало — причем до такой степени, которая показалась бы экзотической даже в Советском Союзе.

В частности, профсоюз школьных учителей превратился в Мексике в подлинное государство в государстве. Чтобы стать учителем, приходится подключать родственные связи (профессия передается по наследству, заключаются и фиктивные браки) или банально покупать место. Торговаться есть за что: мексиканский учитель получает $40 тысяч в год (с поправкой на ППС) — на уровне западноевропейского коллеги, и его невозможно пальцем тронуть без согласия профсоюза. Многие такие "учителя" и школу в глаза не видели — целиком посвятив себя профсоюзной борьбе и акциям протеста.

Кровавые местные тонкости

Конечно, мексиканские политики нашли способ творчески обходить запрет на переизбрание. Нельзя быть дважды депутатом? Уважаемый политик один срок проводит в нижней палате парламента, один — в верхней, потом избирается в парламент штата или совет крупного города (Мексика формально является федерацией, соответствующая модель была скопирована у США). Мэр не может второй раз занять свой пост? Но у мэра есть близкие и дальние родственники, друзья, партнеры и клиенты: должность не уйдет из узкого круга своих людей.

Мексика во всех смыслах — страна контрастов. В столичной агломерации проживают свыше 20 млн. человек (третья в мире), медиамагнат Карлос Слим одно время возглавлял список самых богатых людей планеты — и в то же время более четверти населения находится за чертой бедности, особенно несладко приходится жителям депрессивных аграрных штатов и потомкам коренного индейского населения. И если на юге надежды на лучшую жизнь связывают с анархо-коммунистами легендарного субкоманданте Маркоса, то на севере и западе страны альтернативу нищенскому прозябанию и социальный лифт полуголодной молодежи щедро предоставляют наркокартели.

В каком-то смысле Мексика, зажатая между крупнейшими производителями наркотиков в Южной Америке и практически бездонным рынком сбыта в США, была обречена превратиться в гигантский "наркопровод". Но у местных наркокартелей была одна интересная особенность: они, в отличие от колумбийских коллег, напрямую не лезли в политику. Коррумпировать полицейское управление, местных чиновников — это да, привычное дело, но до поры до времени государство и картели сосуществовали скорее по принципу "сам живи и другим не мешай" (отдельные кампании по борьбе с наркомафией проводились при поддержке США). По крайней мере, своего Пабло Эскобара, мечтавшего занять президентское кресло, в Мексике не было.

Но в 2006 году в стране прошли самые напряженные президентские выборы за всю историю. ИРП к тому моменту уже шесть лет как находилась в оппозиции (экономический кризис 90‑х привел к власти умеренных правых), а лидерами гонки были Фелипе Кальдерон (от правящих правоцентристов) и Андрес Обрадор (от левых). Кальдерон опередил соперника на 0,6% голосов — и в Мехико начался свой "Майдан", получивший название "революция кактусов" и продлившийся полгода.

Легитимность Кальдерона оставалась под большим вопросом — и новый президент, как ему казалось, нашел идеальный способ повысить популярность и отвлечь внимание оппозиционной публики. Он объявил беспощадную войну наркомафии — тем более что к этому шагу его двумя руками подталкивали США, захлестнутые идущими через южную границу потоками наркотиков. Кальдерон взялся за дело масштабно — направил в контролируемые картелями штаты армию… В итоге за пять лет Мексика превратилась в царство террора, жертвами которого стали свыше 90 тысяч человек, а массовые убийства и покушения на политиков стали привычной частью информсводок. Последняя новость — об убийстве 43 студентов, принимавших участие в политической акции протеста, организованном тесным союзом чиновников, полицейских и наркомафии, — иллюстрация того, как картели втянулись в политическую борьбу, окрашивая мексиканскую демократию в кровавые цвета.