Как правильно смотреть кино

Точнее, об одной из ее составляющих – кинометафорах и прочих эстетских штучках. Я на них в юности, когда еще учился на сценарном факультете ВГИКа, тоже покупался, но сейчас уже, посмотрев несколько тысяч фильмов, и поучаствовав в создании некоторых из них, отношусь к процессу киносъемок и их экранным итогам примерно так же, как великий кинорежиссер Луис Бунюэль. (Не претендуя, конечно, на славу Бунюэля). Но об этом чуть позже, а сейчас о символах в кино.

Те, кто смотрел «Полеты во сне и наяву» украинского режиссера и почти классика Романа Балаяна, наверняка помнят эпизод на берегу реки, когда главный герой, которого играет Олег Янковский, раскачавшись на «тарзанке», отпускает руки и падает в воду, а потом его все, кто был на берегу, сочтя утонувшим, ищут. Есть там кадр, когда перекладина, привязанная узлом к веревке где-то за полметра до ее конца, уже без нашего героя взмывает вверх, занимая весь экран в виде креста. Посмотревшая фильм советская интеллигенция тут же сделала многозначительный вывод - раз крест, значит, героя сравнивают с Иисусом Христом, тем более, что и возраст у него подходящий, да этот прыжок - как бы смерть символическая. Несколько лет спустя при случае спросил я у своего приятеля, второго режиссера этого фильма, что, мол, за дурацкий у вас символ, причем тут Христос? А он мне ответил: «Да не причем, конечно. Просто я эту перекладину к веревке по-разному пытался привязать, но она никак не держалась. А вот в форме креста получилось»

И еще одна история об истоках новаторства в кинематографе. Знаете, откуда взялся один из главных элементов киноязыка французской «новой волны» - рваный монтаж? Сначала отец этой самой «новой волны», тогда еще молодой Жан-Люк Годар, снял свой первый полнометражный фильм «На последнем дыхании» как нормальное французское буржуазное кино - герои входили в мизансцену, выходили из нее и пр. Потом оказалось, что фильм слишком длинен для тогдашнего французского прокатного формата. И более опытный, чем Годар, кинорежиссер Мельвиль посоветовал молодому коллеге для того, чтобы фильм меньше потерял в содержании, вырезать не целые эпизоды, а их начала и концы. В результате зритель фильма должен был, видя героя уже в новой обстановке, самостоятельно дополнять в своем воображении визуальный событийный ряд. Кинокритики называли это революцией в кинематографе и написали о рваном монтаже сотни, если не тысячи статей. А «революция» была всего лишь уступкой требованиям буржуйского кинопроката.

А теперь, как и обещал, об одном из отцов сюрреализма, друге Сальвадора Дали, над которым он любил подтрунивать, и великом кинорежиссере Луисе Бунюэле. Когда Бунюэлю, надоело изображать из себя, подобно Дали, пророка от искусства, он снял фильм «Симеон-столпник» всего за три или четыре недели. Журналистам он объяснил этот рекорд скорости так: «Мне надоело говорить глупости актерам». А когда Бунюэля спросили (дурацкий вопрос, но когда-то популярный у кинокритиков), для кого он делает кино, он ответил, что, снимая, представляет себе парня и девушку, которые забежали в кинотеатр, чтобы спрятаться от дождя и купили билеты в последний ряд.

Так что, оказавшись в кинотеатре, не мучайтесь разгадыванием несуществующих символов. Просто расслабьтесь и обнимите свою девушку. Мне, правда, в последний раз расслабиться не удалось. Соседи справа, глядя на киноэкран, ели гамбургеры с жареной картошкой. Соседи слева - жареную картошку с майонезом. В результате очень хотелось побыстрее выйти на свежий воздух. Такое вот получилось кино.