Останется ли следующий президент «гарантом Конституции»?

Уже несколько лет понятие "гарант Конституции" стало нарицательным и выглядит изобретением украинской политической элиты. Ироничное выражение "гарант Конституции" впервые было озвучено на февральских баррикадах в 2001 году во время начала акций "Украина без Кучмы", однако до сих пор оно вызывает немало споров: что именно означает это понятие и какие именно рычаги влияния имеет глава государства в этом нелегком деле?

Начнем с того, что само по себе понятие "гарант Конституции" — не точно. Ведь, согласно 102 статьи, президент является не гарантом Конституции, а гарантом ее соблюдения. Такая на первый взгляд незначительная разница кроет в себе существенные юридические различия.

Ведь апеллируя к понятию "гарант Конституции", авторы этого словосочетания ставят Президента выше Основного Закона государства, что само по себе не только недемократично, но и абсурдно. В случае с понятием "гарант соблюдения Конституции" президент ставится если не ниже, то хотя бы на один уровень с Основным Законом. Естественно, подобные гарантии со стороны представителей органов государственной власти являются не очень распространенными в странах с развитой демократической системой.

Конституция в "странах старой демократии" сама по себе является символом незыблемости демократических ценностей и способа жизни, и нет никакой необходимости "подпирать" данное понятие каким-либо органом. Анализируя Конституции стран Европы, можно придти к выводу, что сама Конституция гарантирует реализацию прав и свобод граждан, однако лишь немногие из них указывают на конкретный орган, являющийся гарантом выполнения этих самых прав. Подобные функции возложены на президентов немногих государств. Так, за соблюдением Конституции следят лишь два президента стран Европы: Румынии и Франции.

В то же время, в странах бывшего СССР понятие "гарант Конституции" прочно укрепилось в законодательстве. Так, подобные нормативные изыски можно найти почти в каждом Основном законе: Президент РФ является "гарантом Конституции", Президент Таджикистана "гарантом Конституции и законов", а глава Казахстана — "символом и гарантом незыблемости Конституции".

Такая похожесть "братских республик" совсем не случайна. В период получения независимости странами бывшего СССР для законодателей очень важно было создать гарантии Основному Закону, который во время Советского Союза был простой формальностью. С учетом того, что именно в это же время институт президентства был молод и моден как никогда, подобные полномочия были переложены именно на главу государства.

Стоит вспомнить, что, например, Борис Ельцин в памятном для россиян 1993 году, собственноручно вносил в уже "чистовой" проект Конституции поправки в статью о статусе главы государства. Потому появление подобных юридических фантасмагорий выглядит абсолютно логично. А если учесть, что почти все конституции стран СНГ были написаны, учитывая опыт старшего брата, появление термина в странах Средней Азии и в Украине не заставило себя долго ждать.

Несомненно, в законодательном запале методы и рычаги гарантирования Конституции со стороны ее "символов" и "гарантов" были упущены. Конечно, можно предположить, что гарантии могут проистекать из статуса Президента как Главнокомандующего, Главы государства и пр. Однако, каким образом может быть защищено конституционное право гражданина, например, на образование, остается непонятным. Вероятно, секрет кроется и в ошибке перевода Конституций зарубежных государств, в которых Президент иногда является гарантом, но лишь территориальной целостности, суверенитета и независимости государства.

В то же время, само по себе "гарантирование" может нести в себе попытку определить приоритеты органов власти и государственного управления. Сравнивая Конституцию Австрии и Украины, например, можно прийти к выводу, что субъект, гарантирующий соблюдение Конституции, влияет на форму государственного управления. И, если в Австрии гарантом соблюдения Конституции являются органы местного самоуправления, то в Украине — президент государства. Таким образом, было бы логично предположить, что недавние споры о том, является ли Украина парламентско-президентской или президентско-парламентской республикой склоняются в пользу последней версии. Но и в данном случае существуют свои "но". Например, в Албании таким "гарантом" является Конституционный суд, что в принципе логично, но рушит версию о связи формы правления с субъектом "гарантий".

В итоге, получается, что тенденции отождествления руководителя государства с гарантиями соблюдения Конституции уходят корнями в восточные традиции, доставшиеся странам пост-советского пространства от монголо-татар и периодов развития культа личности.