Россия создала виртуальный союз

18 НОЯБРЯ в Москве президенты России, Беларуси и Казахстана подписали Декларацию о Евразийской экономической интеграции — "дорожную карту" интеграционного процесса, конечной целью которого провозглашается создание Евразийского экономического союза (ЕАС). Для координации строительства новой геополитической общности создается Евразийская экономическая комиссия (ЕЭК). Обращает на себя внимание обилие упоминаний о неполитической природе преобразований не только в названиях всех этих структур, но и в выступлениях участников саммита. Вот, к примеру, заявление Дмитрия Медведева: "Это настоящая экономическая интеграция: честная, прозрачная и, надеюсь, весьма выгодная для наших народов". В общем, как говаривал английский король Эдуард III, хоть и по совсем другому поводу, позор тому, кто плохо об этом подумает.

Во всех трех столицах тщательно проводят аналогии с ЕС. Увы, сходство отнюдь не очевидно. Взять хоть принцип создания управляющих структур. Если в Европе интеграция началась с формирования Европейского парламента, то первым камнем в фундаменте Евразийского союза стала ЕЭК — орган сугубо исполнительный. Впрочем, учитывая особенности политического развития государств-основателей, удивляться этому не приходится: законотворчество вполне может быть включено в программу президентских саммитов. Так что если ЕАС и станет организационным подобием Евросоюза, то со всеми особенностями "восточной" специфики ведения дел.

В экономической сфере общие черты отыскать не менее трудно. Костяк ЕЭС в 1957 году составили промышленные страны Европы: Бельгия, Нидерланды, Люксембург, Франция, ФРГ и Италия, имевшие соизмеримую сырьевую и индустриальную базы и макроэкономические показатели. "Тройка" ЕАС, напротив, имеет серьезные различия в национальной экономике.

Так, ВВП России — $2,218 триллиона, в то время как Казахстана — $129,8 млрд., а Беларуси — $131,201 млрд.

Серьезно отличается и сырьевая база. В частности, РФ и Казахстан являются крупными экспортерами углеродов, а Беларусь полностью зависима от импорта энергоносителей. Это ставит крест на принципе равноправия стран-партнеров в экономическом пространстве, который лег в основу европейской модели интеграции (хотя справедливости ради следует отметить, что сейчас с ним проблемы и в самом ЕС).

Это далеко не единственный фактор, который заставляет задуматься над перспективами ЕАС. Уже сегодня можно прогнозировать, что если проект не потерпит фиаско раньше, страсти достигнут своего апогея к 2015 году, когда будет решаться вопрос о валютном союзе. Причин тому несколько. Во-первых, экономика Беларуси не дотягивает до уровня России и Казахстана. И — вот оно, долгожданное сходство с ЕС — ее, как и Грецию в 2000 году, будут принимать авансом, усиливая дисбаланс сообщества. Еще один момент — высокая тенизация рынка, которая ставит под сомнения перспективы единого валютного союза. Так, доля теневой экономики в России достигает 41% ВВП, в Казахстане — 38%, в Беларуси — 43%.

Во-вторых, уже сегодня очевидна разница в подходе к созданию единой валюты ЕАС. Казахстан настаивает на введении новой денежной единицы, Москва же не намерена отказываться от рубля. Это принципиальный вопрос, который может остаться нерешенным. В-третьих, наличие собственных валют обеспечивает "тройке" необходимый суверенитет, позволяющий за счет девальвации удерживать конкурентоспособность товаров на внешних рынках. В условиях существования общей валюты такие маневры станут невозможными, а значит, экономические риски для всех участников альянса существенно возрастут.

Несмотря на все эти факторы, ЕАС все же получил мощный толчок. Что же движет руководством стран "тройки"? Очевидно, речь идет о достижении совершенно разных задач в рамках одного проекта. И скрыть политическую подоплеку мантрами об экономической основе союза невозможно.

В частности, Москва не может не учитывать электоральных дивидендов, которые сулит этот проект. Вкупе с "Русским миром" имитация возрождения то ли СССР, то ли Российской империи может стать консолидирующим фактором не только для граждан РФ, но и русской диаспоры в ближнем зарубежье. За двадцать лет Москва не сумела идеологически наполнить ни один из своих интеграционных проектов — в немалой степени из-за неприятия элитами постсоветских государств. Мифологема "жить, как в Европе, только по-своему" такого отторжения не вызовет, поскольку открывает новое поле для политтехнологий. В то же время следует отметить, что незадолго до московского саммита проект ЕАС получил толчок от премьер-министра РФ Владимира Путина, опубликовавшего статью "Новый интеграционный проект для Евразии — будущее, которое рождается сегодня". К слову, ключевым у Путина был именно политический момент организации — тезис о создании еще одного мирового полюса влияния. Удастся его создать или нет — вопрос открытый, но то, что бывший-будущий президент РФ продолжает выступать в амплуа собирателя земель, — бесспорно.

С другой стороны, интеграция повышает политическую безопасность режимов в Беларуси и Казахстане. Режимы в Минске и Астане могут стать следующими в цепи революций XXI века. Особенно это касается Казахстана. В не столь отдаленном будущем центральноазиатский регион рискует повторить сценарий "арабской весны". Перед Нурсултаном Назарбаевым все острее стоит вопрос передачи власти, и явные уступки Москве в вопросах интеграции можно объяснить стремлением получить некие гарантии лояльности и политической поддержки его преемника со стороны России. Тем более что в рамках ОДКБ сценарии противодействия "попыткам дестабилизации" отрабатываются уже давно. Кроме того, участие Астаны в проекте серьезно усилит ее политический вес в отношениях с региональным лидером — Китаем. Достаточно помнить, что первоначально в 1994 году идею ЕАС выдвигал именно Нурсултан Назарбаев.

Что касается Беларуси, то в контексте внутреннего экономического кризиса желание Лукашенко получить серьезную поддержку со стороны России логично. Ведь Минску сегодня крайне необходимы дополнительные экономические стимулы для устранения рисков роста гражданского недовольства.

В то же время шансы дорастить ЕАС до уровня конфедерации, как это задумывается, близки к нулю. Пока что это не более, чем амбициозный проект России, призванный продемонстрировать политическое влияние Кремля. Создание мощной надгосударственной надстройки из-за многовекторной политической направленности стран-участниц выглядит невозможным. Это означает, что ЕАС не сможет выступать единым игроком на внешнеполитической арене, не сможет оперативно реагировать на меняющуюся политическую и экономическую конъюнктуру, а значит, будет представлять собой малоподвижное объединение с высоким уровнем внутренних рисков. К тому же экономически зацикленное на собственном рынке. А это означает, что ЕАС, скорее всего, останется виртуальной политической структурой с некоторыми элементами единого рынка товаров и услуг.